К моему удивлению, Иван все это воспринял очень серьезно.
– Когда я с тобой, я никем не притворяюсь. Клянусь. Пожалуйста, поверь мне!
Я слегка опешила, потому что не ожидала от него такой эмоциональной реакции на мои претензии, даже мне самой не до конца понятные.
– Я просто хочу быть рядом с тобой. Без тех сложностей, которые принесут различия между нашими расами, – продолжил Иван, глядя мне в глаза.
Сложности? Я вспомнила Марию с ее жалобами на традиционную гномскую свадьбу и Урфина, с ужасом описывавшего мне перспективы велосипедной прогулки.
– И я не притворяюсь. Ни когда я с тобой, ни когда я среди своих. Это трудно понять, я и сам не до конца понимаю, как это со мной случилось. Но с тобой я счастлив. И боюсь, что наш маленький мир здесь, – обвел взглядом Иван нашу спальню, в которой мы совсем недавно наклеили новые обои, – может в любой момент рухнуть, если большие внешние миры на него надавят. И я пытаюсь нас защитить. В том числе и от своего прошлого. Понимаешь?
Иван смотрел на меня с надеждой. Я понимала. Не совсем четко, и даже не умом, а только сердцем. Но суть я уловила.
– Да, – потянулась я к Ивану и поцеловала его, с радостью заметив, что он расслабился, – но кое о чем ты мог бы мне рассказать.
– Например?
– Ну, хотя бы о том, что работаешь над переводом поэзии для министерского гранта.
Иван поморщился.
– Риандерик повесил это на меня в счет долга за его помощь с Тики. Сам я выбрал бы совсем другие стихи.
Вот, значит, как все вышло.
– Ну или мог бы похвастаться, что ты – известный эльфийский поэт, – не сдавалась я.
– Да не очень и известный. Риандерик здорово преувеличил мои заслуги.
– Вообще-то о твоих стихах говорил не только он. Что это за сборник «Триста пять ног»? Почему ты никогда о нем не упоминал?
Иван со стоном повалился на кровать и закрыл лицо подушкой.
– Все так плохо, да? – рассмеялась я.
– Ты даже не представляешь, насколько. Из этой позорной страницы своей биографии я вынес сразу четыре важнейших урока: не смешивать пиво с водкой, не играть в карты с зимним народом, ничего не сочинять, если упился так, что не можешь сосчитать пальцы на собственной руке, и не раздеваться, если на тебе есть татуировки, по которым тебя могут легко опознать.
Я расхохоталась. Похоже, все было гораздо веселее, чем я думала.
Иван перекатился на живот, прижав меня к кровати.
– Пожалуйста, пообещай, что никогда не станешь этого читать, – попросил он.
– Ну не знаю, – протянула я, – а что мне за это будет?