И мы пошли между огромных — охвата в четыре — вековых лип. Мимо одичавших татарских кленов, потряхивающих на ветру роскошными алыми гривами из недозревших семян. Мимо выродившхся в шиповник роз и ароматного белого жасмина…
В глубине парка пряталась полуразрушенная усадьба, и мы облазили ее всю, несмотря на торчащие там и тут предупреждения об аварийном состоянии постройки.
Внутри оказалось невероятно интересно! Мощные лестницы вели на верхние этажи, вдоль которых тянулись местами проваленные подвесные галереи. На каменных стенах проступали старинные фрески, полустертые, покрытые пятнами ржавчины и серой плесенью. Растущие вокруг дома деревья просовывали сквозь разбитые окна свои ветви внутрь…
Вспомнилось, как в детстве мы с ребятней со двора забирались в подобные старые развалины и играли там в охоту на призрака. Весело было. Мне бы сейчас хоть половину того веселья и задора, той беззаботности и радостной надежды на то, что будущее впереди ждет только самое светлое и многообещающее. Почему-то сейчас, даже заручившись поддержкой могущественных потусторонних сил, я в успехе не уверена.
Я вообще ни в чем не уверена, а главное, не уверена в том, что мне вообще был нужен тот дурацкий спор. И миллиардер…
Пора бы уже признать, что он мне не светит. Если и светит, то какой-нибудь очередной негодяй или извращенец, наподобие Синебородова. Не зря говорят, что бесплатные сыр лишь в мышеловке бывает…
А от мыслей про Игоря только сердце болит сильнее. Горько и обидно, что связанные с ним надежды рухнули и обратились в пыль. Хотя, все с самого начала шло слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Встреча, потом снова встреча как бы невзначай, взаимная симпатия, падение, милое уединение и пицца в кабинете… Слишком гладко, чтобы быть правдой. Вообще, хорошо, что я Малеева в том кафе с его девушкой увидела. Пообщайся мы в таком духе подольше — разочарование было бы гораздо сильнее.
Семь дней прошло — и что я в результате имею? Два несостоявшихся романа. Две неудачи. Странных демонов, далеко не все из которых рвутся мне помогать. Пожалуй, только Гнев и Зависть лезли во всей этой гонке из кожи вон. Глатонию и Жадности все это не интересно. Для Прайда я обуза, от которой он пытался поскорее избавиться, но даже это делал спустя рукава. Похоть вовсе опасный тип, для которого я — нечто наподобие подопытного кролика, над которым можно вдоволь поэкспериментировать…
По шаткой лестнице мы поднялись в мезонин с открытым балконом. Деревянный и легкий, он был надстроен над парой каменных массивных этажей. Балкон открывался видом на поляну, где когда-то давно, по всей видимости, были разбиты клумбы. Теперь от них не осталось и следа, лишь разномастные цветы росли там и тут, по привычке кучкуясь в тесные группки — лилейники, ирисы, пушистые кочки хризантем, еще не расцветшие, ждущие своей осенней очереди; маргаритки, мальвы, анютины глазки… За поляной поблескивало декоративное озеро. Там, где раньше был спуск — каменные ступени едва заметно выделялись из мха — у самой воды стояла деревянная ротонда, увитая кудрями бойкого хмеля…