Пяти минут мне хватает на то, чтобы наполнить светом всю Вселенную. Я открываю глаза, и мне кажется, что мир ненависти я стал любить чуть-чуть больше.
Тогда я иду к раковинам и потуже затягиваю краны.
17.01.2017
Обилие прочитанных в детстве книг и насыщенный приключениями жизненный опыт переносили меня в воображении хоть на сто лет назад. Как-то в Лефортово мне попались дневники очевидцев революционного Петрограда. И я смог живо представить сцену: остановленный трамвай, выведенные на досмотр пассажиры, отсев судеб возбужденными матросами. Одних пинком к стенке, других - восвояси.
Что думали те, кто просочился сквозь сито и те, кто застрял в нём навсегда? Можно пофантазировать, вживаясь в образ несчастных с билетом в один конец, но можно и по-настоящему пережить роль угнетаемых — для этого достаточно оказаться в тюрьме.
В нашем «красном» лагере зеки существуют не только в перманентном страхе, система прививает им и более тонкие материи. Зыбкость сиюминутного положения — ещё один рычаг воздействия на личность. Дамоклов меч висит над тощей шеей каждого зека с первых же секунд его пребывания в лагере: тебе прилетит дубинка по дороге из автозака или впереди бегущему, твоему ли затылку достанется в досмотровой или соседскому, тебя изберут жертвой в карантинном отделении за час до подъёма или того бедолагу, что лежит напротив с простынёй на лице — к этому ежедневному ситу привыкнуть невозможно, с ним можно только смириться.
Проходят годы заключения, а беспокойство не исчезает. Вот ты смотришь в окно на приближающийся шмон, и думаешь: «к нам, не к нам?». Каждый обыск заканчивается порчей или изъятием ценной для тебя вещи, и это беда. А вот тебя вызывают в штаб к операм или «безопасникам», и ты думаешь: «вернусь или нет?» Бывает поговорят, а бывает приложат шокером, быть может вернёшься в отряд, а не повезёт - так из кабинета прямиком в карцер. Покой не приходит и ночью — после отбоя в режимных отрядах начинается разбор дневных «косяков» и бедолаг по одному вызывают в каптёрку. Там агрессивный завхоз с послушным «активом» изощряется в экзекуциях, то и дело доводя жертв до суицида.
За семь лет отсиженных я не раз проходил жестокий отбор и знаю чувства как тех, кому сегодня повезло, так и тех, на кого указал перст вершителей судеб. У одних это вздох облегчения: «не меня!» с переходом в лёгкое сочувствие к бедолагам, у других паника и неугасаемая надежда на милость.
Возможно именно эти мысли мелькают в стаде зебр, на которую охотятся львы. «Не меня! Не сегодня!» Выдох облегчения «не я!» инстинктивен. Но что после? И следующий шаг определит неестественный отбор: ты ещё личность или уже спецконтингент. Человек или зебра? За поведением осуждённого внимательно наблюдают те, кто решает его судьбу: ставить на должность или на колени. Лишить всего или пока только припугнуть.