В современных лагерях к стенке ставят по прежнему, правда лишь как детей в угол: одним в наказание, другим в поучение. То тут, то там вдоль плаца стоит спецконтингент, кто лицом к стене, кто к плакату с выдержками из ПВР - это наказанные. Одни часами мёрзнут за расстёгнутую пуговицу, другие за плохо сделанный доклад инспектору, третьи просто не вовремя попались на глаза — не важно, за что они наказаны, главное - они отсеяны. Не прошли отбор. Мимо них марширует отряд, и в глазах большинства одна и та же мысль: «не меня!»
Иногда на общелагерных проверках, когда полторы тысячи зеков стоят на плацу и ждут окрика со своей фамилией, я смотрю на окна штаба и представляю, будто из кабинета начальника колонии показывается ствол винтовки и раздаются выстрелы, один за другим. Позади меня падает зек, где-то там ещё и ещё, но никто не бежит, и уж тем более не возмущается. Лагерь поглощён эгрегором: «не меня!»
Не так давно после вечерней проверки все зеки лагеря по команде повернулись к штабу, а завхозы отрядов были вызваны к ДПНК. Толстые и сноровистые, худые и поджарые, но все в перешитых робах и фуфайках они сходились к дежурному колонии за инструкциями. Отряды стояли и ждали. Не важно: дождь или ветер со снегом — завхозы на красной сходке, дежурный колонии за главного распорядителя.
Через пять минут по команде из раций весь лагерь грянул в одну глотку: «С днём рождения, гражданин начальник!» Из окна вольного штаба выглянули уже поддатые офицеры, и самый главный крикнул в форточку то ли: «Спасибо, зеки!», то ли «АУЕ, арестанты!» Барин остался доволен.
Я же вспоминал «Список Шиндлера» и представлял начальника с винтовкой в руках.
Были ли сто лет назад в тех трамваях люди, что не побоялись вступиться за приговоренных? Не знаю, возможно. Но ни в тюрьмах, ни в лагерях я не встречал заступников, что вписывались за угнетаемых бедолаг. В одних местах чересчур совестливым объясняли по понятиям, что «тянуть мазу за чертей не стоит», в других же отбивали охоту заступаться ногами и деревянным веслом. Система подавления личности работала с обеих сторон режима.
Если кто-то по привычке вольной жизни начинал качать права хотя бы за себя и был готов рискнуть не только своим положением, но и здоровьем, тех система параллельного мира успокаивала фармацевтикой.
Аминазин, галаперидол, а так же коктейль из того и другого — через месяц особо буйных правдолюбов выписывали из медсанчасти, и в столовой появлялся медленно жующий «овощ». В баню его водили под руки, и возомнивший о себе юрист пускал под душем тонкую слюну. Ещё через месяц обколотые зеки начинали отходить, а чуть позже, бывало, им давали официальную должность активиста. Медсанчасть, правда, бывшие бунтари обходили стороной до конца срока.