Дейв. Это Дейв. Сильно разбита голова?
Женщина-полицейский всё говорила по рации; я откинулась на сиденье, наблюдая, как санитары грузят Дейва в машину. Он был в крови, как будто попал в аварию.
Над головами у нас бухали, трещали и свистели фейерверки. Издали доносилась классическая музыка – с помехами, как будто колонки барахлили.
Завернувшись в одеяло, я потягивала какао. Теперь всё это – дело полиции. Я могу поспать. Глаза закрылись, тело расслабилось, звуки стали нечёткими. В ногах пульсировала боль.
– Что это? Ой!
Какао! Ноа разлил какао прямо мне на ногу!
– А-а! Ноа! Ты идиот! – завопила я, вскочила и отшатнулась от него.
Меньше чем за секунду вокруг образовалась толпа. Чёрная полицейская форма, наручники, носилки, санитары в зелёном.
– Я просто какао разлил, – сказал Ноа, глядя на окружающих. – Простите. Прости, Вив.
Я снова плюхнулась на тёплое сиденье и в первый раз разрешила себе расплакаться.
Полицейскую машину отмывали от какао, а нас посадили в проём задней дверцы в машине «Скорой помощи». Мы свесили ноги за бортик.
В небе по-прежнему трещал и грохал фейерверк. Он был даже красивый, но я знала, что больше не смогу любоваться им, как прежде, – слишком страшно было смотреть на эти огни вблизи, из кабины самолёта.
А приземление было просто кошмарным.
Отсюда я видела Криса. Он сидел на стуле, ссутулившись, совершенно измученный и разбитый, а санитар что-то делал с его ногой. Глядя на него, я разозлилась.
Меня так бесили Ноа и его отец, и вообще все. Маму забрали, на меня кричали, мы чуть не утонули, в нас стреляли – и во всём этом были виноваты Крис и Дейв.
Я смаргивала злые слёзы, но они всё текли и текли, как будто кто-то забыл закрыть кран. Но потом они всё-таки закончились, и я только шмыгала носом в темноте, пытаясь разобраться в случившемся.
Прошло много времени – целая вечность. Чего все ждали, было непонятно. Нас завернули в термоодеяла, и санитары всё осматривали нас, меряли температуру и всё такое прочее. Укушенную руку Ноа перебинтовали и что-то ещё сказали про прививку от бешенства, но в целом встревоженными врачи не выглядели.
– Хочешь ванильного печенья? – спросила женщина-полицейский, та самая, которая забрала у меня телефон сто лет назад.
Я подавила желание нагрубить и просто покачала головой. Печенье мне совершенно разонравилось. На полицейской снова был яркий жилет, и здесь, в окружении мигалок, она смотрелась гораздо уместней. Я взглянула на Ноа. Он изучал пакет с остатками сырных крекеров, но явно думал не про еду. Между нами и Крисом стояли трое полицейских в бронежилетах. Как минимум один из них был вооружён.