Дни бежали один за другим, похожие, как горошины в стручке. Не происходило ровным счетом ничего. Только когда Гергис заходил за мной сразу после завтрака, чтобы вместе отправиться в церковь, я понимала: прошла еще одна неделя. Пожалуй, самым выдающимся событием стала простуда Мариллы, но и та продержалась всего три дня.
После очередного дождя, который не прекращался почти неделю, неожиданно потеплело. Установилась ясная безветренная погода – наверно, в последний раз перед осенними холодами. Я вышла в сад, села на скамейку, и Рейна дала мне в руки Мариллу. Девочка довольно ворковала, гладила меня ладонью по щеке и даже, кажется, пыталась смеяться.
- Вы ей нравитесь, госпожа, - в голосе кормилицы проскользнули ревнивые нотки. Как, впрочем, и всегда, когда она рассказывала, хорошо ли малышка спала или в какое платьице одета.
В этот момент я почувствовала, что Гергис стоит недалеко от скамейки, глядя на меня. Теперь мне не составляло труда узнать его по запаху: пряному – свежего пота, горьковато-терпкому – дубовой коры, отваром которой ему ополаскивали волосы.
- Вы позволите, дорогая? – он сел рядом со мной и взял у меня Мариллу. Та загугукала не менее радостно. - Я обычно прихожу к ней после вас. Ей очень нравится хватать меня за нос. Кстати, вам не кажется странным, Лери, что нашей дочери уже третий месяц, а мы впервые сидим вот так вот, втроем?
- Не знаю, - я пожала плечами. – Может быть.
Я нашла на ощупь маленькие пальчики, коснувшись при этом руки Гергиса. И это придало мне храбрости.
- Как-то я спросила, почему вы выбрали меня в жены. И вы ответили: я смотрела на вас с обожанием. Что же произошло потом? Я ничего не помню, но, видимо, это было что-то серьезное, если мне бессознательно хочется быть от вас подальше. Возможно, к счастью, что не помню.
Гергис долго молчал, потом все же ответил – спокойно, но мне показалось, что спокойствие это было напускным:
- Я был уверен, что вы моя - и никуда не денетесь. И вел себя с вами… не лучшим образом. Слишком грубо. Пренебрегал вами. Обижал. Мне очень жаль… Когда я… когда вас принесли в замок той ночью, я думал, что потерял вас. Потом страшно злился. На вас. И на себя. Но, может быть, то, что вы лишились памяти, - это возможность начать все сначала?
- Не думаю, Гергис, - мы сидели так, что лучи солнца падали справа от него, и, повернувшись в ту сторону, я видела бледное мутное пятно. – Далеко не все потерянное можно вернуть. Есть то, что глубже памяти.
- Ну что ж… - он посадил Мариллу ко мне на колени и поднялся. – Даже если и так, вы все равно моя жена. И останетесь ею до самой смерти. Вашей. Или моей.