— Я к воеводе Медведеву. Слыхал о таком? Проводи. Отплачу.
— Я не наймит. За деньги не вожу. Надо, и так довезу. Ступай за нами. Лихое задумаешь — не взыщи, порублю.
Богатый кивнул, да так, будто одолжил.
Оставили людей подбирать мертвых, указали куда везть и с половинным чужаковским отрядом двинулись. Опричь Шумского ехал сам богатей и ближник его с непростой мордой — глаз вострый, борода опахалом, плечи широченные.
— Ты как тут оказался? — мужу, видно, худо, но держится.
— Случаем. Бой услышал.
— Стало быть, мне свезло крепко?
— Стало быть.
— Сармат? — Шумской привык к вопросу, обижаться не стал.
— Сармат.
— Обоерукий. Редкое умение, я не видал досель.
Андрей опять сдержался, вопрос-то привычный.
— Обучен.
И снова муж смотрел, будто жёг.
— Ты не из говорливых. Другой бы соловьем пел, мол, жизнь спас. — Андрей только ухмыльнулся в ответ на такие-то слова. — И денег не попросишь?
— За что? Я соседских гнал с земли князя Бориса.
— Служишь?
Шумскому не нравился разговор, будто допрос.
— Я знать не знаю, кто ты есть. Ты имени-чина своего не назвал. Так для чего тебе знать служу или нет? Езжай, нето, — и голосом надавил, чтоб наверняка.
Ближник богатого брови насупил, подъехал, рот открыл, да хозяин его остановил, будто уста замкнул.
— Сторожкий ты, боярин.
Шумской теперь сам бровь возвел.
— Тебе откуда знать, какого я чину? Льстишься?
— По повадке. Несешь себя высоко, а стало быть, не простого роду. Ну не славник же ты, и под тобой десяток вижу. Ратник? Так доспех-то богатый. Такой не у всякого есть. Мечи редкие. Речь борзая. Боярин.
— А ты купец? Вмиг оценил, что и как. Да и деньгой за помощь платишь, — Андрей и сам не понял, к чему подкинулся так, да и заговорил.
— Ошибся. Не купец, — муж в седле-то покачнулся, скривился совсем и начал на бок заваливаться.
Шумской поддержал, не дал сверзиться с коня-то. Ближник подоспел — хозяина принять.
— Власька, подь, — шумнул ратнику своему. — Перевяжи. Кровью изойдет.
Пока тащили богатого с коня, пока с раной вошкались, Андрей вскипать начал. И как инако? Аришка ждет, да и сам он заскучал-затосковал. Хучь и ругал себя дурным, а все одно — тянуло к ней так, что слов нет. Подарок припас на сватовство — перстень редкий, да шаль дорогую*.
Когда уж тронулись, богатый снова возле Андрея тёрся. Шумской хучь и терпеливый малый, а все одно — зубами выскрипывал. Тащились, будто прогуливались. А тут еще и тучи начали собираться. Парило.
— Гроза идет, — подал голос чужак.
— Да ну? А я думал ангелы крылами солнце-то засупонили. Ты быстрее можешь? — Шумской не сдержал нетерпения своего дурного.