В углу сцены уютно примостились музыканты, наигрывая веселые песни. Фолвик решил исполнить свое новое произведение, впечатляя собравшихся зрителей.
Несмотря на веселую музыку, едва ли кто-то в самом деле веселился. Над Хортом нависла тень, угрожающая перерасти в бурю.
На почетных местах около сцены, стали появляться семьи Знатных Домов, располагаясь в удобных, заранее выставленных креслах. Между ними мельтешили слуги, похожие на дворовых псов, клянчащих кость.
Толпу горожан солдаты оттеснили дальше, чтобы не мешались своим нищим видом.
Праздник вот-вот начнется, а Наяда едва сдерживала слезы, выискивая в толпе кого-нибудь, у кого еще могла повыпрашивать работу.
Гомон толпы раздражал ее, привычно голодный желудок готов был съесть сам себя, от досады на все и сразу девушка пнула камень, тихо рыча. Чтобы выжить, ей приходилось ластиться к тем, кто живет чуть лучше нее. Вместо этого она предпочла бы оказаться на линии фронта. Солдат хотя бы кормят неплохо.
Чуть пританцовывая на месте, чтобы не замерзнуть, она пыталась разглядеть сцену, на которую вот-вот должен выйти лорд и рассказать, как все распрекрасно в Хорте, как радостны его жители и добра знать.
«Мы процветаем и будем процветать!», любил на всех собраниях говорить Лорд Ивьенто.
Наяда плюнула себе под ноги. Теперь она злилась, желая выцарапать лорду глаза. Интересно, как быстро ее убьют, если она все же кинется на него.
Девушка сжала зубы, подавляя гнев и вытянулась, чтобы увидеть хоть что-то.
Лорд явно не спешил появиться. Оно и понятно, в его поместье наверняка тепло, ему незачем морозить задницу на холоде, как его подданным.
— Еще не окочурилась в своем домишке, гарпия?
Наяда вздрогнула и резко обернулась. Пришлось для начала подавить рвотный позыв перед тем как ответить Кхеврену.
— Твоими молитвами, слабак.
Заводить ссору, а тем более драку, посреди праздника, девушка не хотела, поэтому предпочла отойти в сторону, оставив Кхеврена сочиться ядом наедине с самим собой.
Она ощутила знакомый прилив адреналина, согревающий и призывающий к действию. При других обстоятельствах Наяда с удовольствием врезала бы маменькину сынку от всей души, вкладывая в удар всю накопившуюся за четыре года обиду и злость.
Но детство прошло, она не могла безнаказанно кинуться на юношу, избить его, поправить юбки и пойти дальше. Пять ударов плетей у позорного столба ожидало ее за драку.
Обернувшись, чтобы посмотреть, ушел ли Кхеврен, Наяда подумала о том, что пять плетей не так уж много за возможность сломать уродцу пару костей. По детской привычке, юноша корчил ей рожи и явно не думал прекращать это занятие.