"Благодарю", — сказал Маляр. Моряк
Оскалился. "Впервые в шторме?" — "Да". —
"На рее видел я, что это так.
Сапог ты носишь — гниль, а здесь вода.
Ну, я наверх: коль хватятся — беда".
Огонь чадил. Дверь хлопнула. Ушел.
Бельмо воды, скользя, покрыло пол.
Маляр следит: прилив и вновь отлив.
Он тайну лжи открыл, той лжи, что нас
Слепит при выборе, свет правды скрыв,
Он скажет людям, сбросит пленку с глаз;
Прозрел он в муках, мудрым стал сейчас.
То учит море, злой досмотрщик душ.
Крик полюса, бессмертный голос стуж.
Трясет озноб, и пальцы рук мертвы.
Не в силах расстегнуться, он сидит,
Глаз не сводя с их грязной синевы
И слушая: извне — там блок скрипит,
Внутри — тут сладостно капель журчит,
Струясь с одежды — звуки все нежней.
И море бьет, и ветр кричит: "Эй, эй!"
На койку мокрую забрался он
В сырой одежде, страха полн опять.
И судорогой узел мышц сведен.
Тусклей огонь — корабль пошел нырять.
Взяв Библию, он пробует читать.
Дрожит при мысли — вновь в буран и в ночь,
Но все ж решает страх свой превозмочь.
Виденья встали, памятны и злы:
Вот — мерзлый марсель, дикий жест и взгляд,
Бородача безносого хулы,
Вот парус бьется, их грудьми прижат.
Вот груди давит вздутых складок ад.
Как дек пустынен, дики небеса!..
Он, как дитя, уснул, закрыв глаза.
Но ненадолго: холод разбудил,
Горячка, спазмы и гремящий шквал,
И буря — дикий гимн мятежных сил,
И нищенская сырость одеял.
Вой рупора. Морской сапог стучал
О дверь. Вошел моряк и крикнул: "Эй!
Вставайте! Все наверх! Аврал! Живей!"
Он поднял лампу. Весь костюм замерз
На нем, треща, роняя звонкий лед.
"Проснитесь, вы! И лампу взял мороз".
В тревоге он не говорит, орет:
"Мы в льдах на фут! Нас адский ветер рвет!
Мы ставим оба марселя. Вставай!
Уж тянут шкоты! Одевайся, знай!"
"На деке холодно?" — Маляр спросил.
"Я говорю — весь бак облеплен льдом.
Как сахарный пирог". Моряк вопил:
"Мы тянем шкоты — я сказал. Идем!
На дек! На мачты, черти, что есть сил!
Иди звать барчуков. Эй, боцман, эй!
Уж оба марселя в ходу! Живей!"
Ушел. Держась за край, Маляр упал,
Не в силах встать. Он слышит ветра лёт,
Что судно их, как пьяное, шатал.
В верхушках мачт смятение ревет.
"Конец, — он шепчет, — к этому идет!
Идти наверх! Опять мороз встречать!
Невмочь! Невмочь! Руки вовек не сжать!
Вновь драться с марселем? Нет, нет, уволь!
Какой здесь ад! Когда б я раньше знал!"
Измучен он: горячка, спазмы, боль.
Вдруг адский натиск волн корабль сковал —
И в радостном порыве пляшет вал,
Победно двери черный рвет прибой,
Он залил койки, пенный, ледяной.
Потухли лампы. Волны схлынут — ххош! -