Морская лихорадка (Мейсфилд) - страница 30

Вода и небо — варево, что ад
Ворча готовит. Но корабль спасен,
Хоть в клочьях паруса; он к волнам льнет;
Во тьме свиреп, безумствует циклон;
Валов подъем и смерть; и гребень вод
В мерцаньи белом: то, шипя, скользнет,
То прыгнет, облаком взметнувшись. Крик
Жестокой жизни полнил каждый миг.
Пробили склянки; вниз спешит Маляр.
"Раздайте виски!" — штурман крикнул. Мог
Матрос глотнуть в награду жидкий жар
За то, что он в борьбе не изнемог.
И каждый кружку осушал в глоток,
Четверткой пинты коком наделен:
С водою виски, сахар и лимон.
У двери кубрика, не отходя на шаг,
Кок разливал, и каждый в свой черед
Подержит кружку, выпьет, крякнет: "Так!" —
И тащится, следя, как влага жжет.
Уж все прошли. Мазилка медлит, ждет,
В замерзшем теле алчность подавив.
А запах манит, сладок, жарок, жив.
Но дома, уж давно, зарок он дал
Не пить спиртного. Знал теперь он — нет
Ему цены; он жаждал, он алкал.
Окоченев, торопит тело, но ответ
Готовит ум: нарушить вдруг обет —
Поступок грешный. Штурман крикнул: "Пей!
Какого черта ждешь? К снастям! Живей!"
"Простите, я непьющий". — "То-то рай!
Мне — виски, вам — помои первый сорт.
Я думал, ты хлебнул их через край.
Ступай на койку, осторожней, черт! —
(Довольно хмелю, повар! Меру знай!) —
Эй, ты! Своей девчонке скажешь — был
Приветлив штурман и, любя, учил".
Остатки выпив (порцион шести),
В каюте штурман платье раскидал,
Вальсировал, сметая все с пути,
Танцуя, голый, он, гремя, упал,
Пел тенором, пронзительно свистал:
"Кто с бурей яростной схватиться смог,
Тот навсегда запомнит реи нок.
Зовут меня — Инбирь". Маляр ползет
В каюту, поручней сжимая сгиб.
Вновь ветра вой, прыжки свирепых вод;
Ночь, буря, все — единый рев и хрип.
Дойдя до двери, издает он всхлип.
Нет, не открыть, хоть царство посули -
Мертвы и сини, руки подвели.
Пришел матрос, лавируя меж волн,
Он пел сквозь зубы: "Темный локон твой".
В мятежном море он покоя полн:
Пускай у ног кипит воды прибой —
Он счастлив телом, счастлив и душой.
"С руками грех? Что, дверь открыть, Маляр?
Вспомянешь времечко, как будешь стар".
Он бросил дверь полуоткрытой. Вал
Их обдал, через люк взметнувшись. "Стоп!
У, выкидыш соленый! — он ворчал. —
Вынь пробку, эй, пока я не утоп.
Мой бархат, кружева! Где пробка? Гроб!"
В воде копаясь, черной, точно ночь,
Он пел сквозь зубы "Фермерову дочь".
Вода — как ночь, как смоль. Нахлынет вал —
И сундуки по скату вниз скользят.
Напор воды со звоном наполнял
Под койками жестяных баков ряд.
Устали люди. В полусне молчат.
Вода ушла. И лампу кое-как
Сырыми спичками зажег моряк.