И как бы там ни было, на сердце все равно тяжело. Вот если бы удалось нормально поговорить! Но в ПТУ она сама на это не отважится. Одно дело, секретничать со студентами в пыльной аудитории. Но заманивать туда ректора – уж увольте. А в других местах может быть расставлена прослушка Вадима.
Девушка собиралась поворачивать обратно, чтобы вернуться к задумке с письмом, но заметила впереди знакомую фигуру. Патрулирование или просто прогулка перед сном – Дориан выбрался на улицу, и поблизости никого нет.
«Наверное, это судьба», – подумала Кристина, направляясь к нему. – «Расскажу ему все про Вадима и Гульнару прямо сейчас! Еще не поздно».
– Кристиночка, – заулыбался Дориан, увидев ее. – Гуляете так поздно и одна?
– Я… я должна вам признаться, – непослушными губами вымолвила она. – Понимаете, я уже давно…
Нежные прохладные пальцы сомкнулись на ее руках, и девушка вздрогнула, окончательно запутавшись в словах. В голове некстати всплыли мысли о том, как ему удалось избежать мозолей во время раскопок. Неужели есть какая-то действенная магическая мазь? Нет, наверняка он не так много работал, как можно было вообразить.
– Я понимаю, – проворковал ректор, заглядывая ей в глаза и поправляя выбившуюся из прически прядь. – Я все понимаю.
– Правда? – выдохнула она, на миг испугавшись, что он знает о ее предательстве.
Но ничто в его взгляде не намекало на это. В сумерках глаза Дориана без всяких линз казались нечеловеческими, темными глубокими омутами, да и сам ректор как никогда выглядел существом не от мира сего.
Нет, Кристина еще не настолько очерствела, чтобы пройти мимо, когда она единственная на свете может помочь ему! Тем более никто – ни она, ни даже Вадим – не знает всех обстоятельств. Может быть, у Дориана не было другого выбора, кроме как украсть эти чертовы деньги?
– Конечно, дорогая. Такое невозможно скрыть. И я тоже люблю тебя. С самой нашей первой встречи. Ты – как яркая звезда. Сияющая и недостижимая…
«Какого… Что он несет?!» – Кристина почувствовала, что ее мозг находится больше не в черепной коробке, а плавает в некой маслянисто-гелиевой субстанции. Возможно, розового цвета. Хоть она и допускала симпатию со стороны ректора, его признание прозвучало так неожиданно, что девушка не обратила никакого внимания на абсолютную уверенность Дориана в ее ответном чувстве.
В другой раз она лишь посмеялась бы (сияющая и недостижимая, ну надо же!), но магия бархатного взгляда и вкрадчивого, до мурашек, голоса стирала любые логические выводы и вообще отключала рассудок. И не то чтобы Кристину в эту минуту действительно волновала судьба бомбовозихи, но за нее она ухватилась как за последний довод в пользу здравого смысла: