О Господи! Чувствую, как от ярости меня начинает трясти. И здесь даже дело уже не в подарках, а в его наглости.
— Кофе ?! Ты совсем обнаглел? Уходи, Матвей!
— Нет. — Встает, отодвигает меня и направляется на кухню. Так по-домашнему, словно он действительно здесь живет. И все эти годы реально был на работе. — Не хочешь сделать, сам сделаю.
Иду за ним, отбиваясь от проклятых шариков.
— Ты же только что говорил, что уйдешь. Чтобы я сама сказала Марку от кого подарки ... — быстро говорю.
— Я передумал. Пришло время познакомиться нормально. — Пожав плечами отвечает спокойно и принимается рыться в шкафчиках.
— Я не пью кофе. Вообще. - Отрезаю, наблюдая за всем этим действием и одновременно разглядывая его спину.
— Тогда чай. Ты будешь?
Закатываю глаза от гнева, и невозможности вытолкнуть Матвея из квартиры. Собственной, прошу заметить.
— Не буду. Матвей, мне кажется, я ясно дала понять, что никаких знакомств не будет. Чего до тебя никак не дойдет? — Фыркаю.
— Потому что ...— начинает, но нас прерывает голос Марка.
— Мама! - Восторг в голосе сразу убеждает меня в том, что присутствие Матвея — ошибка. - Что это?
Медленно поворачиваюсь к сыну и, наблюдаю за его восторгом и радостью на лице. Синие глаза просто сверкают счастьем. Маленькие губы расплываются в радостной улыбке.
— Это твоё. — Тут же встревает Матвей и каким-то образом оказывается между мной и сыном. — Шарики и машинка. Смотри. — Подсовывает коробку с игрушкой ближе к нему.
— Матвей! - Сычу предупреждающе. Ну подонок. Играть на чувствах ребенка подарками, чтобы иметь влияние на меня... Ведь именно это делает Матвей?
— Мам ...— Марк поднимает на меня глаза. — Она крутая, да? — Хорошо быть ребенком. Ты не ставишь вопросов, а просто принимаешь подарки, позволив взрослым решать что и как.
— Да милый.
— Я помню вас. -— И смотри на Матвея. — Мы виделись в парке.
— Да. - Ивах приседает перед сыном. — Я — твой отец. И я вернулся. Мне пришлось уехать, надолго, но я всегда думал о тебе вот здесь, — Матвей кладет ладонь на сердце. Лжец! . Хочется, как в детстве, крикнуть, что ни одно из этих слов не имеет отношения к правде. Что он даже понятия не имел, что есть на свете Марк Стадник.
— Папа? Мой? — Марк смотрит на него недоверчивым взглядом, а потом ищет подтверждение слов на моем лице. А я ... а я сделать ничего не могу, потому что все обернулось так, что теперь никакой запрет не даст результата. Марк будет спрашивать об отце, я — врать. А ложь ненавижу больше всего на свете.
— Твой. — Тихо отвечаю. - Но он снова должен уехать на долго. Да, Матвей?