— И всё?
— А этого что, мало? — хмыкнул он и улыбнулся, но вышло совсем неубедительно и грустно. — Это же чистой воды эгоизм — держать около себя или самому держаться за человека, которому никогда не сможешь дать желаемое. И выбор между собственным хочу и счастьем для того, кого любишь, для меня вполне очевиден.
Жаль, что для меня — нет. Я буду до последнего цепляться за человека, даже не пытаясь разобраться, нужен ли он мне на самом деле, как делала это со своим первым парнем. Такая вот нелогичная, почти абсурдная жадность скорее портит мне жизнь, чем помогает, но и побороть её никак не получается.
У меня с детства было всё, что только хотелось. Любая игрушка, на которую указывал родителям пухлый маленький пальчик. Шмотки, побрякушки, книжки, еда. Много, очень много всего. Больше, чем было нужно и чем мне самой на самом деле хотелось.
Но радости и счастья от этого почему-то не было. И казалось, что нужно ещё и ещё, вот стоит только съесть третий кусочек торта, купить двадцатую сумочку, получить ещё один лживый банальный комплимент, принять ещё одну цветную таблеточку — и жизнь сразу наладится и заиграет яркими красками.
С возрастом я поняла, что это не сработает. Но привычка осталась и никуда не желала уходить.
— И что, вот так вот вы просто сели, поговорили и разошлись? — недоверчиво уточнила я, хотя, зная лёгкий характер Иванова, вполне могла себе представить, что именно так всё и было.
— Ну да, — пожал плечами он, — я же вроде как увёл его у девушки, а она всё это время ждала. И дождалась. И всем теперь хорошо.
Глядя на эту грустную, милую мордашку, мне с трудом верилось, что ему сейчас хорошо. Тут больше подходило определение «на грани между слезами и жгучей ненавистью к окружающим».
Утешитель из меня крайне плохой. Могу, конечно, похлопать ладонью по дрожащей от проливаемых слёз спине и пробормотать «Да ладно, всё наладится, держись», но сделаю это крайне скомкано и неубедительно. А более привычное и естественное «Ой, собери ты уже сопли в кулак» почему-то мало кого способно успокоить и приободрить.
Поэтому действовать приходится исключительно по наитию и руководствуясь первой пришедшей в голову идеей, как обычно пролегающей через нижнюю половину тела.
— Может быть, утешительный секс? — с чрезмерной бодростью поинтересовалась я, очаровательно улыбнувшись.
— Давай, делай все, чтобы я почувствовал себя максимально жалким, — буркнул насупившийся Иванов, скептически поглядывая на моё слишком уж довольное выражение лица.
Утешительный-неутешительный, а я вот уже настроилась. Так что его шансы увильнуть близились к нулю.