Но точно не в этот раз.
— Эй, ты в порядке? — испуганно спросил Иванов, приподнимаясь на локтях и пытаясь заглянуть мне в лицо, наверняка выражавшее сейчас весь спектр раздирающих изнутри противоречивых эмоций. Я даже не могла понять, попали ли на щёки капли влаги с травы, или это действительно мои слёзы?
— О да. Как никогда в гармонии с собой, — ехидно отозвалась я и шлёпнула рукой по газону, подняв вверх брызги подло притаившейся между травинок грязи. Он тоже откинулся спиной обратно на траву, и мы синхронно рассмеялись, оказавшись не в состоянии остановиться даже в тот момент, когда чавкающие звуки шагов послышались совсем близко от нас. Внезапное падение сбило с толку, заставив совсем позабыть о том, по какой причине оно произошло.
Я видела, как рядом появилась высокая и широкая фигура, явно принадлежащая мужчине, а потом, стоило ему попасть под свет одного из фонарей, узнала Евгения Валерьевича. Ну конечно, ведь он был одним из дежуривших сегодня учителей, и вряд ли у кого-то ещё с собой мог оказаться свисток.
— Романова? — с искренним удивлением воскликнул физрук, подойдя почти вплотную и заглянув мне в лицо, а потом, переведя взгляд на лежащего по соседству, с явно прозвучавшей издёвкой констатировал факт: — Иванов. Долго вы тут лежать собираетесь?
Всё ещё смеясь, Максим очень резво подскочил (я даже позавидовала, не обладая такой сноровкой в абсолютно трезвом состоянии), а потом так же резко и ловко схватил за плечи и поднял меня, в буквальном смысле поставив на ноги. Мне бы хотелось выразить ему свою благодарность, но с губ сорвался только громкий и писклявый смешок.
— Так, и что вы здесь делаете? — грозно нахмурив брови и уперев руки в бока, пугающе серьёзно спросил Евгений Валерьевич. Не знаю, как Иванову, а мне даже на несколько мгновений стало не по себе, и сквозь пелену удовольствия от не до конца сошедшего драйва начинало явственно проступать ощущение тревоги.
— У нас возник спор касаемо спортивных возможностей, который необходимо было срочно разрешить, Евгений Валерьевич! — уверенно заявил Максим, улыбаясь так широко, что на щеках снова появились ямочки. Всегда их терпеть не могла, считала самым банальным из всех существующих показателей внешней смазливости. Но ему, честное слово, они очень шли. Вот только мысли об этом мне не особенно нравились.
Мы стояли на поле, смиренно глядя на поймавшего нас учителя (кстати, смиренно смотрела только я, а вот мой психованный соучастник преступления выглядел достаточно расслабленным и спокойным, вызывая что-то отдалённо напоминающее зависть к его выдержке), и в моей голове крутилась тысяча неподходящих, совершенно непригодных оправданий случившегося. Самое время подумать о том, что родители меня убьют, когда обо всём узнают.