— А откуда у вас мяч? — подозрительно сощурившись, с угрозой в голосе поинтересовался учитель, снова вперившись взглядом в Максима. Видимо, я создавала впечатление человека, не способного дать вразумительный ответ на вопрос: смущалась, теребила кнопки на куртке замёрзшими грязными пальцами и истерично хихикала.
В этот момент я подумала о том, что теперь нам точно конец. Может быть, физрук был добрейшей души человеком, готовым спустить нам с рук появление на поле в неположенное время, но вот взлом школьного имущества вряд ли останется безнаказанным. И как мне потом объяснять причины своего участия в этом беспределе? «Хотела убедить Иванова, что я не тупая курица» или «пыталась произвести неизгладимое впечатление на своего врага»?
Сам же Максим выглядел по-прежнему спокойным и даже расслабленным, и мне непонятным образом передавалась его уверенность, не позволившая пуститься в более привычную дикую панику. Это было очень необдуманно: вряд ли тот самый таинственный и могущественный отец решит отмазать и меня тоже, если наше дело дойдёт до директора.
— Какой-то придурок опять сорвал замок в кладовке, — Иванов смотрел на физрука максимально честным и открытым взглядом, и от этого меня буквально распирало от смеха, хотя по сути своей в этой ситуации не было ничего забавного, а мне и вовсе стоило вести себя скромнее, оказавшись пойманной учителем при таких неоднозначных обстоятельствах.
Но чёрт, просто откинув все размышления в стиле «правильно-не правильно», можно было почувствовать, насколько хорошо мне сейчас было. Даже в обществе того, от чьего имени обычно появлялась нервная дрожь.
— Надеюсь, Иванов, этот придурок снова придёт и всё починит?
— Тихо ты! — показательно шикнул на меня Максим, снова легонько пихнув в бок, хотя и сам еле сдерживал смех, стараясь со всей серьёзностью отвечать на насмешливый взгляд учителя. — Уверен, Евгений Валерьевич, что к понедельнику всё будет исправлено.
— Ко вторнику, Иванов. На выходных гимназия закрыта, если ты снова забыл, — укоризненно покачал головой Евгений Валерьевич и, махнув на нас рукой, наконец позволил себе снова в голос рассмеяться. — Всё, марш отсюда, а то докладную на вас напишу.
Дважды повторять не пришлось, и мы охотно пошли следом за ним, изрядно забавлявшимся всем увиденным и, кажется, даже нашей реакцией на случившееся. Мысленно я не переставала благодарить судьбу за то, что та послала нам именно Евгения Валерьевича, а не кого-нибудь из других дежуривших на празднике учителей, и уж тем более не охранника — вечно угрюмого и ворчливого мужчину за пятьдесят с седыми усами, которые категорически его портили и придавали худому лицу отталкивающую нескладность. Если бы он, как обычно куривший с торца здания, заинтересовался бегающими по полю точками, мы бы уже сидели в учительской и со слезами на глазах (я-то точно) вызванивали своих родителей.