— Может быть, это Городецкий? Его мозгов хватило бы, — неуверенно озадачивается Сергей. Бывший заместитель заместителя, сейчас — первый претендент на место моей правой руки, но видимо, именно претендентом он так и останется. Уж больно слабоват.
— Не путай причину со следствием, Сергей. Городецкого тупо купили, уже имея в голове план. План, который Михальчук сама бы не придумала. Значит, эту дрянь кто-то надоумил. И ты мне уже неделю не можешь даже варианта предоставить, кто это мог быть?
— Мы поищем еще. Подумаем, — блеет зам зама.
Уволю нахрен. В дворники.
Не успеваю выдохнуть после ухода Сергея — на столе оживает селектор.
— Владислав Каримович, — голос у Насти слегка нервный, — к вам посетители.
— Без записи пусть идут на хрен, — мрачно откликаюсь я, вытягивая из кармана баночку с таблетками. Чем дольше я их принимаю, тем меньше они помогают. Мигрени учащаются от дня ко дню. Но кровь носом не хлещет — уже хорошо.
Черт возьми, времени все меньше, а дел — как назло — меньше не становится.
— Тут ваш отец. И дядя… — паника в голосе Насти становится зашкаливающей. Представляю, каково ей было слушать мой комментарий под пристальными взглядами моих родственников.
Она — девочка нервная, а ей еще сегодня влетело за неправильно составленный график деловых встреч. И за не тот кофе. И за катастрофически вызывающий вырез у блузки.
Насте вообще часто влетает, но она девочка упрямая — становиться более обучаемой будто и не собирается. Была бы у меня возможность вернуть на это место мой Цветочек — я б вернул.
Но ей сейчас не до того — сегодня она выбирает свадебное платье.
Не хочу об этом думать. Фантазию занесет слишком далеко. И начнет покалывать нетерпение, уж больно хочется ускорить день этой гребаной официальной свадьбы.
Я все-таки закидываю две таблетки в рот и, залпом опустошив стакан с водой, сбрасываю баночку с препаратом обратно.
Никогда и нигде их не оставляю, ни дома, ни в офисе. Даже пустые упаковки выкидываю далеко от своих привычных маршрутов.
Я успел заметить, что Цветочек очень внимательна к деталям окружающего мира. Только одно в ней могло эту дотошность задавить — страх. А запугивать её сейчас мне было некогда. Так что проще было делать так, чтобы она точно не могла ничего заподозрить.
— Пусть войдут, — наконец разрешаю я, прикинув, что промариновал родственников в приемной достаточно долго.
Мои отношения с отцом из-за его гребаных ультиматумов сейчас находились в острой стадии. Не сказать, что я на порог его не пускал и вообще не разговаривал — но диктовать мне условия позволять не собирался. И прикидываться, что я тут смертельно рад, что мне снова пытаются напомнить уязвимость моего положения — тоже.