Сколько он даст мне времени, прежде чем исполнит свой приговор? Несколько часов? Несколько минут?
Такое ощущение, что я шагаю по углям босыми ногами.
Я не знаю, что он решит…
Точно знаю, что вряд ли мне выпишут еще одно помилование. Слишком много лжи. Слишком контрастно это смотрится на фоне всех моих попыток его соблазнить.
Можно подумать, что я его отвлекала, а сама отчаянно хотела снова сбежать.
И из бесполезной жены я стану женой-лгуньей, женой-предательницей. Женой-врагом!
Враги Владислава Ветрова не живут долго и счастливо.
— Вот ты где, — голос Влада над моей головой оказывается болезненнее удара плетью вдоль позвоночника, — а я тебя уже заждался!
Поднимая голову, подставляясь шквалу яркого синего шторма, я мысленно умираю. Мое время, кажется, закончилось.
Сейчас начнется казнь…
— Я уже думал разыскивать тебя с собаками, Цветочек, — недовольно шипит Влад склоняясь к моему уху, — любишь ты бегать и прятаться. Больше никаких интересных игр рассмотреть не хочешь?
— Например? — едва шепчу я, отчаянно вглядываясь в его глаза и пытаясь найти в них признаки гнева, желания скорейшей расправы. Хоть бы примерно понимать, что он может со мной сделать…
— Нужно рассмотреть варианты…
По моей талии скользит тяжелая широкая ладонь. Вторая скользит по моей руке, касается моих пальцев. Боже, как он на меня смотрит. Я не понимаю, как у меня не обуглилась кожа!
Ну точно, хочет побольше распалить перед тем, как приземлить носом об асфальт.
— Это что еще ты нашла, Цветочек?
Его вопрос заставляет меня испуганно вздрогнуть и осознать — я держу в кулаке лист бумаги. Сжатый, смятый скан с листа почерковедческой экспертизы. Дьявол! Я унесла его с собой!
Но надеяться тут не на что, наверняка у отца Влада были копии.
— Это… Это неважно, — я торопливо складываю листик квадратиком и прячу его единственным сейчас возможным способом, в отсутствии сумочки-то — под плечо платья, под тонкую шелковистую бретельку.
— По правилам, ты должна была спрятать заначку в сам лифчик, — фыркает Влад, притягивая меня к себе ближе, и я снова, испуганным зайцем уставляюсь в его глаза, — а я должен был весь вечер изучать взглядом твой вырез, чтобы понять, как можно добраться до скрытого в нем секрета.
— А тебе он так интересен? — спрашиваю, обмирая.
— Мне интересно все, что касается тебя, мой Цветочек.
За эту фразу, да еще и сказанную таким сокровенным шепотом в самое ушко, я сейчас с радостью бы отдала этому мужчине свою душу. Всю. Без остатка.
Только это ведь все — часть моего наказания. Не более.
— Влад, пожалуйста, — с моих губ срывается тихий стон, — не надо так со мной. Это слишком жестоко.