Глава 10, в которой отказываемся от системной рокировки, и я выдаю задание
Заново познакомившись, я вернул пришибленному участковому пистолет, и заставил снять натирающие запястья браслеты порванных наручников. Потом поставил «подопечного» обратно на ноги, закинул ему на спину башку кусача, и погнал дальше вверх по ступеням. Сам же, с грехом пополам, кое-как, цепляясь здоровой рукой за перила, заковылял по лестнице вдогонку.
По дороге Жаба прочухал подставу с именем (вероятно, прочел загоревшееся перед глазами системное оповещение) и стал возмущаться. Так, слово за слово, мы и разговорились.
— …Конечно, не нравится! Дерьмо это какое-то, а не имя, — ворчал бывший участковый, сгибаясь под тяжестью ценного трофея. — Себя-то, вон, Рихтовщиком назвал.
— Это не я, а крестный.
— Так ты же крестный и есть — сам сказал.
— Жаба, не тупи. Я — твой крестный. А меня назвал мой крестный.
— И че мне такой же адекватный мужик не попался?
— Она.
— Че?
— Крестной у меня женщина была.
— Да пофиг… Слышь, Рихтовщик, может, все-таки можно как-нибудь имя мне поменять?
— Нормальное у тебя имя. Звучит вполне круто. Даже загадочно… Ты просто еще не привык.
— Это Жаба крутое имя? Млять! Ты издеваешься?!
— Сам виноват, нехрен было провоцировать.
— Нормально… Меня гребаной Жабой нарекли — и я же еще и виноват!
— Ну суди сам… Я тебя из-под трупов вытащил? — вытащил. И тем самым, считай, от смерти спас. А вместо благодарности, воспользовавшись моей беспомощностью в начале отката, ты тут же меня в наручники, и пушку к виску. Вот кто ты после этого? Натуральная жаба и есть… У меня ругательство с языка сорвалось. А Система зафиксировала.
— Млять! А мое мнение, выходит, всем по барабану! Может, я…
— Эй, чего замолчал-то?
— Погодь, Рихтовщик, мне тут предложение интересное по смене имени поступило. Читаю.
— О как.
За беседой мы незаметно поднялись до четырнадцатого этажа, и перешли на марш, ведущий к трупам руберов на межэтажной площадке.
Сдохшие больше часа назад твари уже стали пованивать. До площадки четырнадцатого этажа зловонье еще не спустилось, но примерно на середине марша мы попали в зону выворачивающего наизнанку амбре, нарастающего с каждой следующей ступенью в геометрической прогрессии.
На заваленной гигантскими трупами межмаршевой площадке от плотности зловонья у меня аж заслезились глаза. Зажав пальцами нос, я невольно ускорился, дабы бодрой рысцой проскочить ни разу не притягательный участок. Но, едва не сбив с ног «подопечного», был вынужден тут же остановиться.
— Короче, есть вариант сменить имя! — обернувшись, объявил довольный, как обожравшийся сметаной кот, Жаба.