На глаза у Юли навернулись слезы, которые Яша неправильно истолковал и даже рассердился:
- Вечно вы, женщины, паникуете раньше времени...
На самом же деле это были счастливые слезы: на мгновение Юля представила, как оборванный нищий Яша приходит к ней, к ней! И остается с ней навсегда!
- Так что пусть у тебя копится золотой запас. Давай подумаем, где его можно держать, - продолжил он.
В начале июня позвонил Вовка. Он сообщил, что отец в больнице, и что жить ему осталось недолго. Врачи сказали, что он, может быть, протянет еще месяца два, а может быть и два дня. Так что, если они хотят проститься, то пусть придут навестить его.
На следующий же день Юля с Валерой поехали в больницу. Зрелище было тягостное: на кровати лежало до невозможности худое тело, как будто бы выструганное из сгнившего трухлявого дерева, причем выструганное неровно, небрежно.
- Он в забытьи, - сказал шепотом Вовка, - без сознания. Вряд ли удастся с ним поговорить.
- Когда он попал в больницу? – также шепотом спросила Юля.
- Да он здесь уже второй месяц. Когда клали – был вроде ничего еще, а потом все хуже и хуже. Врачи туда-сюда, рентгены там всякие, консилиумы, ничего не поймут, а потом нянечка обнаружила у него горсть таблеток в кармане. Он их просто перестал принимать и все. Наверное, копил, чтобы как-нибудь разом выпить, отравиться, наверное, хотел. А не вышло, чтобы легко. Таблетки-то отобрали. Скандал целый был.
- Господи! – выдохнула Юля. – Зачем все так? Почему не жилось?
Валера внутренне сжался, ожидая услышать самые мерзкие обвинения, в адрес матери, да и в свой тоже, но Вовка только пожал плечами.
- Бабушка знает? – спросила она.
Вовка как-то странно посмотрел на нее, а потом сказал:
- А бабку-то мы еще зимой похоронили. – И добавил: - Хорошо, что я успел к ним прописаться. – И улыбнулся.
С похоронами Александра опять-таки помог Яша. Он взял все формальные хлопоты на себя, да и материальные тоже. На поминки никто из друзей не пришел, только сама Юля, Валера, две женщины неопределенного возраста и еще какие-то темные личности, которые приходили, уходили, опять приходили, и Юля никак не могла понять, это одни и те же люди, или же каждый раз другие. Вовка сажал их за стол, наливал водку, накладывал кутью, солянку, салаты. Ели они мало, в основном, пили. С некоторыми Вовка уединялся на кухне и о чем-то они говорили в полголоса, и Юля никак не могла взять в толк, что может быть у них с Вовкой общего. Ей было неловко, горестно, хотелось скорей уйти, но и уйти было тоже неловко. Она не знала, о чем говорить с сыном, он казался ей чужим, и даже внешнее сходство братьев не будило в ней никаких теплых чувств, и от этого на душе было совсем скверно.