Штефан припомнил проклятущие миски и тяжело вздохнул.
Обидно, что ни говори. Не само наказание – подумаешь, большое дело! А вот так глупо себя выдать, да и в глазах капитана дураком предстать – обидно по-настоящему. И ведь не объяснишь. Хотя Макарке, конечно, помочь следовало – все-таки товарищ верный, но котлы начищать и числиться дурнем, для которого озорство важнее дела... А как объяснишь? Симеону Тудор командир, они воевали вместе. Не скажешь же, что тебя в детстве на руках таскали, а теперь вот сидишь и гадаешь, то ли позволят в отряде остаться, то ли выкинут с заставы куда подальше. Впрочем, Симеон и так его едва не выгнал, пожалуй, впервые так крепко рассердился.
Штефан еще раз проверил, надежно ли закреплена мина. Еще не хватало, чтобы эта дура рухнула по дороге и в самом деле взорвалась. Потом взял вьючную кобылу под уздцы, покосился в сторону Йоргу, взбирающегося на своего мерина. Интересно, зачем вообще Йоргу потребовались эти мины? Затем же, зачем пандурам артиллерия? И как разговор-то заводили – сторонкой и ощупью. Сперва про фортификацию, потом про контрминные галереи. А уж потом Йоргу и предложил попробовать собрать фладдермину. А взять его секретные беседы с Симеоном! Карагеоргий, значит, и Сербское восстание... Что же это такое в Романии намечается, для чего Тудору, по словам Симеона, нужны надежные люди?
А может, прав Симеон, и зря он тогда так испугался? Может, и правда, нужны?
– Плащом накрой, – посоветовал Йоргу, печально потянув себя за усы. – А то нанесет по дороге какого арнаута.
Это по тропке-то на высокогорное пастбище «нанесет»? Штефан не удержался:
– Сколько тут живу – ни одного не видал! Климат им, что ли, не тот?
Йоргу откинул голову и неожиданно загоготал на все горы.
– Климат! Ну, Подсолнух! – потом вдруг посерьезнел. – По-доброму-то их сюда не принесет, а уж если принесет – всяко добром не кончится. Но тряпкой все-таки накрой. Знаешь, сколько народу на случайностях засыпалось? – он вздохнул. – В нашем деле оно как... Каждая удача – песня, каждый промах – рудники.
Штефан уже привык, что Йоргу порой начинает делиться подробностями своей замечательной жизни. Печальный контрабандист тогда становился изумительно поэтичен, а от красочных описаний штормов и сражений екало сердце. Но вот про свое малопочтенное ремесло Йоргу заговаривал нечасто.
– Ну, сколько мы уже народу переловили – пока без рудников обходилось, – осторожно подговорился Штефан. – А Кости вон со своими подсолнухами до сих пор ездит, как почтовая карета – по расписанию.
Йоргу хмыкнул.