– Так тут, считай, по пути, – беззаботно ответил Штефан и похлопал себя по груди. – Тем паче, у меня еще одно посланьице имеется, по тому же адресу. Заодно и это передадим, а то нехорошо получится. Мы ж не разбойники какие – чужую почту перехватывать.
Он забрал у Макарии повод гнедого, взлетел в седло:
– Гайда!
По деревенской улице ехали рысью, четко выдерживая строй. За хвостами коней завивался сухой снежок, покачивались над шапками ружейные дула. Ребятишки облепили заборы, взрослые выбегали из домов и сараев. У колодца сгрудились испуганной стайкой бабы, с визгом бросились врассыпную, когда гнедой, спокойно рысивший впереди отряда, вдруг хватил в их сторону и попытался встать на дыбы, по старой памяти испугавшись тени от журавля.
Штефан осадил коня, вернул в строй, но бабы уже зашушукались, заохали – узнали. Теперь за отрядом потихоньку следовала почти вся деревня.
Боярская усадьба встретила их запертыми воротами. Незнакомый Штефану слуга опасливо косился на десяток вооруженных до зубов мужиков в пандурской форме и открывать ворота не спешил, несмотря на упоминание письма для боярина.
– Так мы и ворота вынести можем. Хочешь? – весело осведомился Штефан и поправил пистолет за поясом. Остальные пока за оружие не брались, ждали сигнала, но слуге и того хватило: поспешил распахнуть ворота и едва успел шарахнуться в сторону, чтобы не затоптали.
Во дворе Штефан придержал гнедого, оглядывая знакомый господский дом в два этажа с огромной террасой над входом и клумбы у крыльца, ныне припорошенные снегом. Усадьба затихла, съежилась, прижмурила ставни. Близость народного восстания легла на боярское поместье тенью хищного крыла.
Макарко выслал вперед своего вороного, поравнялся со Штефаном. Тихо, чтобы остальные не слышали, спросил:
– Штефанел, ты чего? Этих же велено не трогать.
– Да кто их трогать-то собирается? – Штефан рассмеялся. Спешился, легко взлетел по ступеням крыльца, грохнул в двери рукояткой пистолета. – Хозяева! Принимай почту!
– Батюшки-светы! – старая птичница, выглянувшая на шум через ограду с заднего двора, всплеснула руками и выронила из подола курицу, назначенную на обед. – Шофранка! Шофранка, ты глянь, кто приехал!
– Ну вот и поглядим, кто высунуться-то отважится, – усмехнулся Штефан, убирая пистолет за пояс и закидывая в рот очередную горсть семечек. В щели между шторами окон мелькнула чья-то тень, но он не смотрел на окна.
Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел Петру. Присмотрелся, старчески щурясь, и вдруг охнул, хватаясь за сердце.
– Штефанел! И вправду ты?!