Прокламация и подсолнух (Сович, Дубко) - страница 72

Вслух же сказал твердо:

– А и с чего ты взял, почтенный, что это кто-то из моих к твоей дочке лазил? Мои ребята – народ служивый, и сам вчера видел – забот у них хватает, не до баловства.

Обозленный купец зафыркал в бороду:

– Да как же не твои, если оно в форме и сюда побежало?! Это что ж за служба – по ночам в окошки лазить?!

Симеон мысленно поклялся спустить с Гицэ не одну, а все пять шкур. Бестолочь, далась ему та дочка! Теперь-то вспомнил: немочка и правда была хороша. Вся кругленькая, мягкая и беленькая, с кренделями светлых кос на затылке, как немочке и положено. И в поездке, видать, девка была по первому разу, потому что спрашивала все, забираясь отцу под руку, стреляла любопытными синими глазищами и теребила косынку из дорогого кружева на полной груди. Документы у купца проверял Йоргу, Симеон, занятый больше товарами немца, чем им самим, особо не приглядывался, кто там крутится с другой стороны кареты. Надо было тогда сообразить, что Гицэ смазливой мордашки сроду не пропустит! Но сдурел он, что ли – полезть к купеческой дочке в окошко на постоялом дворе? Что снасильничать хотел, как купец разоряется, Симеон, конечно, не верил – не про Гицэ это вовсе, на него девки и без того вешаются, да он и больше ценит их внимание да приключения, чем собственно девку...

Но обвинение серьезное, допрыгался-таки козлик, под петлю подставился. Очумел, что ли, от неземной красоты?

Симеон вышел на галерейку, придерживая купчину за руку.

– А ну построиться всем! – гаркнул на весь двор. За Гицэ он был спокоен – не высунется, наверняка успел расспросить Штефана о причинах скандала, если не признал «сурового батьку» по одному голосу...

Не занятые в карауле пандуры озадаченно выбрались из разных щелей, построились во дворе.

– Опознаешь, почтенный – забирай, – великодушно сказал Симеон. – Я такой дряни на заставе не держу. А потому среди моих ты его напрасно ищещь! Только уж смотри хорошенько, облыжного поклепа я тоже на своих людей взводить не позволю!

Купец ходил вокруг мужиков, разве что не на зуб пробуя каждого. Но Симеон был спокоен: у Гицэ-то морда приметная, хороша да молода. А построились, как на подбор, уже давно сивоусые дядьки, кто увечный, кто и вовсе в годах. Молодежь-то вся по деревням разбрелась, Макарку услали. Штефан, кстати, тоже не выбрался, а купец, гад, его приметил, оказывается...

– А кто в казармах остался? – подозрительно спросил он.

– Мальчишка один, полы там моет, – твердо ответил Симеон. – Ты его видал. Так он у меня пока форму не носит, а твой обидчик, говоришь, в форме был. Хотя с формой ты тоже обознаться мог, ночь ведь была, почтенный? А здесь старые военные мундиры, почитай, имеются через дом да в каждом доме. И в Трансильвании, кстати, тоже пограничники есть, и румын среди них хватает, и форма похожая. Так что ты ежели обидчика найдешь – смело меня зови, мне по должности положено грести всякого, кто границу без документов переходит. Но, скорее, это кто-то из местных.