Я пытаюсь воскресить в памяти голос Бекки, ее страшные предостережения, но ничего не получается, ведь я помню, это именно она пригласила Оуэна в бар, зная, кто всегда ходит за ним тенью. Тенью, которая сидит сейчас рядом со мной в моей квартире, и все, о чем я могу думать теперь, – это как бы снова заняться с ним сексом. Я убью Бекку, как только увижу.
Я ищу причины, по которым я не могу продолжить этот поцелуй, но не нахожу и вижу, как голодно он смотрит на меня и какое обеспокоенное выражение в его темных глазах.
Прижавшись ближе, я вновь впиваюсь губами в его губы. Он издает удивленный звук, но проходит лишь мгновение, прежде чем он подносит руки к моему подбородку, глубоко целуя меня, его язык тянется к моему.
Потом его губы замирают, и он чуть отодвигается.
– Эл, ты пьяна.
Я отрицательно качаю головой.
– Не настолько.
Он снова меня целует, его язык жадно сплетается с моим. Его поцелуи очень хороши. Меня никогда так не целовали. Так глубоко, требовательно и жестко. Он целуется, будто играет в хоккей, – с полной уверенностью и прицельной сосредоточенностью.
– Ты злишься на меня? – спрашивает он между поцелуями.
– Да. – Я тяну его к губам, одной рукой обнимая за шею. Но это не значит, что я готова прекратить его целовать. Боже, в этом мужчине есть нечто особенное.
– Никто не должен узнать. – Голос у него хриплый и немного отчаянный, и будь я проклята, если это не разжигает во мне фейерверки, словно на Четвертое июля, соски твердеют, а внутри все сводит от желания.
Я киваю, сжав кулак на его пропотевшей рубашке.
– Согласна. Особенно мой брат.
Я вдруг отстраняюсь, желая взглянуть на него. Увидеть его глаза. Он смотрит на меня сверху вниз с удивлением, губы у него влажные и припухшие от моих поцелуев.
– Но не игнорируй меня больше. Мы друзья, так?
Он касается моей щеки большим пальцем.
– Да. И я действительно сожалею. Никогда больше не стану тебя игнорировать. Это были самые долгие месяцы моей жизни, я наблюдал за тобой и не знал, как это исправить. Я не смогу пройти через это снова.
Схватив его за рубашку, я притягиваю его ближе, и мы вместе падаем на диван: я – на спину, а он – сверху. Джастин опирается на руки, нависая надо мной, заключая меня в клетку своими бицепсами и твердыми бедрами. И именно тут я и хочу быть сейчас. Безумие, не так ли? Я должна злиться на него. И, может, немного злюсь, но я месяцами страдала из-за той ночи. И единственный разумный выход – заменить это воспоминание новым. Лучшим.
– Это не очень умно, – говорю я скорее себе, чем ему.
– Оказывается, рядом с тобой я глупею, – говорит он голосом, полным эмоций. Его губы – на моей шее, язык рисует узоры вокруг моей часто бьющейся жилки, и я двигаю бедрами ему навстречу, мое тело дико сжимается, когда я чувствую, какой он твердый под джинсами. Я придвигаюсь сильнее, прижимаясь к нему всем телом.