Не получалось.
Я не была готова?
Черт его знает, почему.
Впрочем, это уже позади. И комната уже не пуста.
— Как думаешь, Машке понравится?
— Ты озвучь ей фразу “личная комната”, ей уже понравится, — фыркаю я, — ведь нынешнюю она пока что делит со мной.
— И все-таки?
— Ты снова все сделал сам, — укоризненно роняю я, задумчиво скользя пальцами по резной белой спинке кровати.
— Я столько всего для неё не сделал, что решил сделать хотя бы это, — взгляд Яра жжет и не отпускает меня ни на секунду, — тебе не нравится?
— Нравится, — я чуть покачиваю головой, — только боксерскую грушу тебе все-таки придется включить в этот интерьер. Мы без неё жить не можем.
Он все-таки услышал меня, запомнил, что Маруська не относится к категории девочек-принцесс, и явно старался убрать из проекта этой комнаты всю зефирность, но при этом сохранить ощущение, что это — комната для девочки.
И смотрится свежо — все, от голубых стен, до светлого ковра на паркете.
На туалетном столике гордо гарцует белоснежный пегас.
— И все это…
Потому, что он уже готовился забрать её себе?
Или?
— Я ведь уже говорил тебе, Ви, — Ветров укоризненно хмурится, — и соглашение о передаче этой квартиры в вашу с Машкой собственность я тебе дал. Ты его собиралась обдумать.
Да, припоминаю.
Просто со всеми этими потрясающими историями, как же много отступило на второй план и вылетело из головы.
Меня вообще-то жутко трясло от ощущения, что завтра, точнее, уже сегодня, мне выдадут назначение на место главы переводческого отдела, а я совершенно не имею понятия, как с этим справляться.
И Козырь же с ума сошел…
Только об этом я не хочу думать сейчас.
— У тебя есть кофе? Сваришь? А не то мы все-таки заснем и гнусно прогуляем работу.
Вся эта ночь будто соткана из мгновений, что нам не положены. И этот ритуал — из их числа. Там, в прошлой жизни, он тоже варил мне кофе. И никаких кофе-машин, это убивало всю суть ритуала, когда я стояла у окна в кухне и пускала слюнки на эти бесконечно залипательные плечи и невозможную пятую точку.
И тогда варка кофе у него тоже занимала возмутительно мало времени.
— Крепкий как смерть, ты ведь по-прежнему его пьешь? — Яр протягивает мне чашку.
— И никакого сахара, — откликаюсь я, забираю кофе и снова сбегаю от Ветрова. Теперь — на лоджию, не заморачиваясь даже на то, чтобы обуться. Тут теплые полы и панорамные окна, можно пялиться на поднимающееся над высотками солнце, не надевая ничего кроме пижамы.
Мне никак не удается перейти в тот самый режим, когда я могла смотреть в его глаза, и внутри меня ничего не дрожало. А если и дрожало — то это хотя бы удавалось погасить.