Олеся до того бодра и энергична, что и я, и Ник начинаем коситься на неё с любопытством уже на пятнадцатой минуте нашей экскурсии.
Особенно подбадривает меня внимание Ника — значит, и он находит нашу инструкторшу какой-то подозрительной. А может, ему столько баек про коней не рассказывали, сколько сейчас рассказывают Маруське?
Нет, в этом разговорчивом вдохновении ощущается совершенно твердая финансовая заинтересованность.
Чувствую я, что половину стоимости того занятия, что я предоплатила, составляют услуги вот этой вот девочки, которая совершенно случайно — какая-нибудь племянница директора, и уволить её нельзя и нужно всячески способствовать карьерным успехам…
А могла бы просто показать, где тут можно накормить яблоком этого чертового пони, а поглазели бы по сторонам мы сами. Бесплатно!
Голос внутренней, очень прижимистой экономки удается заткнуть с большим трудом. В конце концов, Маруська, вон, слушает Олесю, чуть ли не рот открыла от любопытства, уже дважды просила ей рассказать что-нибудь еще про лошадок, значит — определенную часть своих денег Олеся точно отработала. Да и вообще, судя по легкой улыбке на губах нашей сопровождающей — для взрослых у неё найдется баек не меньше.
Надо будет спросить, что ли, когда Маруська будет кататься…
Олеся же наверняка рассчитывает на какие-то чаевые, да?
Нас проводят мимо пастбища — тут мы с Маруськой синхронно вытягиваем головы, чтобы высмотреть ту самую черную красотку, с белой гривой.
— Красавца, — поправляет нас Олеся, когда мы вкратце описываем ей, в поисках кого оглядываем поле, и постоянно оборачиваемся, замедляя движение, — Милорд у нас юноша. Очень милый, кстати, общительный. Его должны были забрать на выездку, хотите посмотреть?
Ну, конечно, мы хотим! А зачем же мы еще, по-вашему, приперлись?
Маруська так радостно тащит меня вслед за Олесей, как неразряжающийся таран.
Ну конечно. Это же тот самый! Самый красивый.
Интересно, мне привиделось выражение легкого облегчения на лице Олеси, или я что-то себе надумываю?
Боже, ну неужели Маруська наконец раскуклилась? В последнюю неделю я только чудом не согласилась-таки устроить ей встречу с Ветровым, уж больно печальный был у Плюшки вид в среду и четверг.
Боже, как же я ненавидела — и себя, за то что не нашла никакого другого объяснения для своей дочери, чем правда, и Ветрова, которого мне совершенно не хочется никак оправдывать. Он в этом виноват, точка!
Впрочем, если бы дело дошло до апатии — пожалуй, тут я бы не выдержала. Наверное, все-таки поговорила с бусинкой и согласилась бы на эту дурацкую встречу.