Золотой исток (Ромашев) - страница 27

Но старик поднял ружье и прицелился.

Ваня закричал и бросился в елки.

Раздался выстрел.

Почти всю жизнь Яков провел в лесу, но никогда не считал себя одиноким. Товарищем, другом и честным свидетелем был для него лес… Всегда можно заглушить совесть словами. А лес не расспрашивал. Лес молчал.

Сейчас Яков шел по темному лесу как приисковая лошадь, ни на что не глядя… Пихтовые лапы гладили его по лицу. Они были мягкие, теплые. Он натыкался на кусты, на толстые сучья. Понуро обходил их и шел дальше. Он хорошо знал дорогу на Сорочий Ручей, ходил по ней десятки раз — и днем и ночью.

Но лес не любит людей с нечистой совестью. Яков занес ногу, качнулся и, не нащупав земли, отскочил. Откуда взялся этот чертов овраг? Яков огляделся и, не веря себе, подошел к самому краю; стоял, глядел в черный провал. Он понял, что сбился с тропы, можно сказать, заблудился. Из черного провала тянуло теплом и гнилью.

Ночь была на исходе. Яков ушел от оврага и сел на поваленную осину. Она была гладкой и холодной. Он решил ждать рассвета здесь… Темный, молчаливый лес был свидетелем. Яков думал честно… Если обидит или, не дай бог, убьет Никифор парня, и его, Якова, будет в том вина. Кровь останется на золоте, теплая ребячья кровь. А может, все обойдется по-хорошему: и ребята вернутся домой, живы-здоровы, и жила останется ему? Настоящая жила. Такую он тридцать лет искал… Сколько зла в Никифоре, бережет он Сорочий Ручей, как пес. А зачем ему золото? К чему? И ребятам тоже оно не нужно, так, балуются… Яков вспомнил первую встречу с ребятами… Пожалуй, не баловство это, не упрямство, а что-то другое. Только что? Непонятно… Может, премию хотят получить? Нет, не то — ради премии на такое не пойдешь… Уверенно… Смело идут мураши. Силу свою чувствуют. Где она, сила-то их? В чем? На строительстве он видел таких, одержимых. Себя такие не щадили на работе, а получали такой же паек, как и все.

Набежал ветер, задрожала осинка, нагнулась к нему. Яков поднял голову.

Начинался рассвет.

Небо на востоке побелело. Елки отступили на шаг, нахохлились, как курицы. На гладком стволе осины выступил холодный пот. Яков потянул руку к елкам, пощупал хвою. Иголки были сырые — днем будет дождь, примета верная.

Когда совсем рассвело, Яков встал с осины и огляделся. Он сидел в десяти шагах от тропы, и впереди был не овраг, а всего-навсего яма, метра 60 полтора глубиной, заросшая крапивой и шиповником.

Он вышел на дорожку и направился к зимовке. Утро начиналось хмурое, сырое. Такое утро не бодрит и не радует, в такое утро кости ноют. Человек слабеет. Яков шел не спеша, торопиться было некуда. В елках стояло вчерашнее тепло, а на еланях и на прогалинах обдавало холодом.