Вот и зимовка. Утром она всегда казалась ниже, коренастее. Он отвалил тяжелый камень от дверей и вошел. Встретил его гнилой, удушливый запах тряпья и преющей травы. Трава лежала под тряпьем, на нарах, лежала давно. Яков сбросил с нар старый зипун, пахнувший табаком и потом, истлевшую шубу, валенки Никифора, сгреб в охапку и вытащил из избушки.
Солнце уже взошло, но его не было видно за тучами. Яков сел на камень у дверей и стал ждать Никифора. Какие новости принесет старик? Что скажет? Под кедром трава в одном месте пожухла, казалась светлее. Яков догадался: тут прячет от него Никифор часть намытого золота. Но он не сердился на старика… Пусть старик жадничает, жилу все равно не унесет, не спрячет… Яков глядел на муравьиную дорожку, тянувшуюся от зимовки к кедру. На дорожке росли в ряд, как посаженные, темно-лиловые цветы с желтыми венчиками. Яков и раньше замечал, что такие цветы чаще всего вырастают на муравьиных тропах… Видно, цветы эти как-то сродни мурашам. В лесу зря ничего не растет, всему есть причина и объяснение. Человек — тот может ошибиться, избу поставить не на том месте, а зверь или дерево не ошибутся. Пихта на песке не вырастет, а волк в пихтовнике жить не будет. Волк ищет сухое место. Вот опять же кукушка, шумит больше всех в лесу, а увидеть ее не просто…
— О-ох!
Яков поднял глаза. Перед ним стоял Никифор, на себя непохожий, бледный, осунувшийся, как после болезни.
— Ты чего? Ребята где?
— Не знаю про ребят. Сам еле живой дополз. Господи, царица небесная.
— Говори! Чего там?
— Подожди, Яков. Посижу.
Старик, охая, опустился на землю и пощупал голову. Яков заметил, что лысина у старика вспухла и посинела… Кто его так? Но расспрашивать не стал, ждал, пусть отдохнет старик, в себя придет…
— Такое приключилось со мной, Яков. И сам не знаю. Видно, помирать мне пора…
— Рассказывай толком! Кто тебя?
— Все неизвестно… Одно знаю — живой! Говорил я с парнем честь-честью, а он заартачился. Обманывать меня начал, хитрить. Карта у них есть…
— Знаю… Ну!
— Не нукай… Я его припугнул. Можно сказать, шлепнул по рылу. А он на меня кинулся, за ружье схватился, оттолкнул я его и…
— Убил!
— Спаси, господи, не успел! Стрелять — стрелял, а больше ничего не помню. Очухался маленько, вижу, лежу на полянке, в лесу, ружья нет, шапки нет и парня нет. Видно, не вовремя кто-то меня по башке трахнул тяжелым предметом. Вот, погляди. — Старик наклонил голову. — Украсили старика. Так и убить можно…
— Следы смотрел?
— Смотрел… Да разве поймешь. Земля лысая в лесу, не луга. Так и не знаю, кто меня… Еле добрел сюды.