Вторник, 29 марта
Возможно ли, что охватившее нас наваждение может довести до безумия? Наваждение ли это, или по ночам в Венеции происходят события, недоступные человеческому разуму?
Я не представлял себе, как объяснить Натали происшедшее, а главное, не знал, как расспросить её о ночных речах. Но она сама рассказала мне о том, что назвала «своим сном». Ей казалось, что всю ночь она боролось с безликим врагом, с чем-то, пришедшим из вод.
— Это результат наших изысканий, — сказала она — Вот к чему приводят слишком поздние бдения над венецианскими преданиями!
— Значит, ты действительно думаешь, что это был просто сон?
— Откуда мне знать? — с удивлением проговорила она. — Мне предпочтительнее считать, что это был просто бред. Так проще.
Во время завтрака мы хранили молчание, погружённые в размышления о своих собственных ощущениях, которые каждый из нас не осмеливался поведать другому, опасаясь ещё более возбудить свои собственные страхи.
И вот неожиданная развязка… В полдень Ренато Д. по телефону пригласил нас срочно явиться в его маленький дворец на Рио-ди-Сан-Фоско.
Приглашение было кратким. Без комментариев. Он отлично знал, что мы не откажемся.
29 марта, вечер
Ренато Д. взирал на нас с удивлением, будто мы только что вернулись из ада. В чашечках венецианского фарфора дымился кофе. На столе, уставленном книгами и безделушками, играл солнечный зайчик. Бронзовый лев с высокой стопки древних рукописей сурово смотрел на нас, словно сфинкс из предания, ожидавший ответа на последний вопрос, открывающий великие врата Тайны.
— Вот и вы, живы-здоровы и без малейших следов растерянности. Вы хорошо себя чувствуете?
— Конечно. Позвольте не понять ваш вопрос…
— О, я уже вам позволил очень многое, иначе вы сейчас не были бы снова со мной… Поверьте, мне надо очень мало, и даже этим сказано слишком много. Как протекала ваша прошлая ночь?
Точность, с которой был сформулирован вопрос, произвела на меня эффект удара в солнечное сплетение. Я боялся принять правила его игры, познать слишком многое, сразу же преступить черту иррационального, оказывающегося на деле более реальным, чем сама действительность.
— Что вы хотите сказать? — Я знал, что мой голос дрожал, и он это заметил.
— Я просто хочу сказать, что у вас была трудная ночь. Я это знаю. — Последние слова он выговорил жёстким тоном, сурово посмотрев на нас. — Видите ли, иногда у нас в марте бывают такие ночи, как прошлая, — тёплые, спокойные, как летом. И тогда я провожу маленькие опыты… скажем так, для проверки некоторых вещей. В эту ночь, что бы вы об этом ни думали, вы оказались моими подопытными кроликами.