Везло не всем. Даже из тех, кого выбрали. А меня вот никто не возжелал. К счастью для нас обоих.
Я на два года после исполнения восемнадцати осталась нянечкой при самой младшей группе. Хотела скопить денег и уж тогда пойти учиться! Но оказалось, это не так просто.
Платили крохи. Работала от рассвета до заката. Как няня и как поломойка. За два года собрала не больше триста пискалей. Зато поняла, что работы не гнушаюсь, но законным путём никуда не приду. Разве что на кладбище за приютом.
И вот мисса воспитательница, из пожилых приживалок, всю жизнь отдававших силы воспитанию никому не нужных, подсказала, куда следует стремиться. В гильдию. Без работы не останешься, учеников можно набирать. Только умение нужно. И способности.
И я решилась попробовать.
— Мне ученица без надобности, — смерила пустым невидящим взглядом Ванда Многорукая. Старуха-не старуха, а и молодой не назовёшь. — Помощница нужна. Только язык готова держать за зубами? Клятву неразрывную принесёшь?
— Да, мадам, — пролепетала я, опуская глаза.
Что угодно сделаю, раз по-другому никак. О сколько порогов я сбивала обувь, пока не получила надежду! Никто помощников не нанимал, должности передавались по наследству или по родству, да по связям.
А в обучение мне нельзя идти. Не на что жить будет, пока получу знания.
— Слышала, кто я?! — усмехнулась Ванда и впервые посмотрела в глаза. Точно нечистая сила! Взгляд у хозяйки был, как у той, кто в душах читает, кто тайные помыслы ведает. — Почему ко мне пришла?
— Платите много. И умение ваше редкое, конкуренции будет мало.
— А знаешь, почему? — засмеялась Ванда. Я раньше думала, что все ведьмы рыжие, а у неё внешность вполне добрососедской кумушки, любящей сдобу. — Потому что сначала они купят у тебя яд, а потом попытаются убить. Или под пытками скажут, кто их надоумил. Себя-то обвинять никто не любит, а тебя, сам бог велел. Тебя и не жалко.
Ванда встала из-за обеденного стола. Кушанья были такие аппетитные, что в очередной раз проглотила слюну. Дама, не обращая на это внимания, принялась самолично убирать их в погреб. Да ещё и мне показала, мол, помогай.
— Почему меня Многорукой называют, ведаешь? Потому что считают, что у меня везде свои люди. А всего и делов-то, знай в свечу, что горит на столе при встрече, добавляй травы, вызывающие забвение. Уйдёт такой от меня с ядом за пазухой, а обратно дороги не найдёт. Наутро и не поймёт, что здесь был.
Я старалась внимательно слушать и не показывать страху, но руки, подающие хозяйки котелки, да крынки дрожали. Говорят, отсюда живым не уйти. Коли не сладишь с хозяйкой.