Она посоветовала мне почитать книгу Эриха Фромма «Искусство любить»…
Я разговаривал с соседями по палате. Один порезал вены, потому что жена изменила с братом и ушла к нему, второй наглотался таблеток из-за того, что рухнул бизнес и он остался ни с чем, третий пытался повеситься из-за того, что родители негативно отреагировали, узнав, что он гей. Они выгнали его из дома.
– Не жалеешь, что признался? – спросил я.
– Нет. Я хотел жить по-настоящему, знаешь, как зарплата – в белую. Не врать, не прятаться. Потому что, даже если ты живешь отдельно от родителей, и они не видят твоей личной жизни, ты все равно их постоянно обманываешь, ты сдерживаешь себя, чтобы не сказать лишнего. От этого злишься, конфликтуешь с ними. В жизни и так куча рамок, почему хотя бы со своими родными и близкими я не могу быть настоящим? Общество не понимает, зачем геям нужно постоянно выпячивать себя. А ведь мы не выпячиваем, мы просто хотим жить, как нормальные люди. Нас причислили к каким-то не таким, другим. А в чем мы другие? В чем? В том, что мы любим мужиков, а они – женщин? Почему они не гнобят кофеманов? Я не извращенец, я не насильник, я никого ни к чему не принуждаю. Чем же я другой?
«Любви моей ты зря боялся,
Не так уж страшна, я люблю.
Цветов дарить не собирался,
Хотел любовь отдать свою…
Цветы ты принимал умело,
Любви держать моей, нет, не хотел…
Отгородился, отвернулся, смело
И опустела без тебя моя постель…
Да что там! Простыням бояться нечего,
Они привыкли днями быть одни…
Вот душу пустота мне искалечила
И повторяю я себе – «Мы не одни!»
Ты счастлив, может быть, от своего решения,
Я, точно, счастлив от своей любви!
И ведь понять, кому легко в своем лишении,
Мы сможем только у черты…
Но неужели нужно ждать нам савана,
Чтобы узнать, где счастье потеряли.
И будут бестолковы песни поминальные,
Осознавая, как глупо мы любовь не принимали!
Любви моей ты зря боялся,
Совсем не страшно я любил.
И ты бы в ней всегда купался,
Ведь всей душою, я тебя…»
Это стихотворение я сочинил, когда Антонина Анатольевна попросила написать прощальное письмо Марату.
Она увидела в нем и мою недолюбленность в детстве и оставшуюся надежду быть вместе с ним. Последнее четверостишие ей понравилось, тем, что о своей любви я уже говорил в прошедшем времени, пусть с грустью, еще с болью, но уже в прошедшем.
Не было никакой любви! Было только помешательство!
Я перечитывал сообщения, которые отправлял Марату в течение 9 месяцев, и ужасался.
«С прекрасным утром, Марат. Оно открыло для меня мир немного с другой стороны! Надеюсь, этот день приготовил для тебя что-то приятное и интересное!»