– Я не пытаюсь поправить твою репутацию, бабочка…– подходит, трогает за лицо, пытается ее успокоить,– я просто не хочу, чтобы на тебя смотрели… Не хочу видеть на своей женщине этих гадких похотливых взглядов мужчин… Я знаю, о чем они думают, когда видят такую красавицу, знаю, что стоит за этими взглядами…
– Потому что ты один из них, да?– закончила мысль за него.
Да,– отвечает честно,– я тоже так смотрю на женщин, потому что приходя в откровенной одежде, они сами дают право мужчинам на них так смотреть… Провоцируют…
– Прекрасно… – разводит руками эмоционально,– одно хорошо– ты честен… Ответь мне только на один вопрос– почему тогда твои мать и сестры не облачены в хиджабы и даже платки не носят?
– Опять двадцать пять, Оксан? Ты уже задавала этот дурацкий вопрос. Он не ко мне. Это вопрос к моему отцу, прежде всего… Я не одобряю его лояльности, если ты об этом… Про поведение Мадлен и Амаль я много раз высказывал свое мнение, мы скандалили, я даже пытался надавить, но отец ослеплен своей любовью к дочерям… И поверь мне, он еще сильно пожалеет о том, что разрешил им так своевольничать…
Оксана сидит обескураженно, просто машет головой, думая…Видно, что она вся как один натянутый нерв…
– Я просто понять не могу, Микаэл, ты ведь не ортодоксальный мусульманин, не самых строгих правил, ты занимаешься клубами, ресторанами, казино… Это все– порочные, грязные места… Так как, объясни мне, такой человек может вот так вот противоречиво проявлять себя в обычной жизни…
– Все просто, Оксана… Ты не моя шлюха, телка или эскортница… Ты моя женщина. Ты моя невеста, а скоро станешь женой… Я слишком много грязи и так вижу на работе, мне дома грязь не нужна… Я хочу видеть любимую женщину прекрасной и желанной только для меня… Согласись, глобально это не самая большая жертва для той, которую любят и которая любит, которой делают все, что пожелает… Зачем тебе быть красивой для кого– то еще?
– Вопрос не в этом, Микаэл… Женщины одеваются так, как хотят, не для мужчин, давно доказано, что это стереотип… Вопрос в ощущении внутренней свободы… Вот и все…
Он поднимает на нее потемневший взгляд. Колючий. Ноздри раздуваются. Он мрачнеет на глазах.
– Скажи, а когда ты в лифчике и трусах танцевала свой стриптиз или, как ты говоришь, гоу– гоу танцы, в чем я не вижу особой разницы, или когда наркоман Крейн лез тебе в трусы против воли– это тоже была внутренняя свобода?
Девушка словно качнулась от удара его слов. В ее глазах за секунду отразилось столько боли… Оксана открыла было рот, чтобы что– то возразить, а потом не стала… Отступила на шаг. Он снова бил в те же самые места…