Весной мне неожиданно предложили поучаствовать в международном конкурсе, главным призом которого была годовая стажировка в Лондоне. И я вдруг поняла: хочу. Действительно хочу. И не потому что этого от меня ждали родители, хотя им и понравилась сама идея, нет. Это был прекрасный способ доказать себе, что я чего-то стою.
Единственным кто напрягся, неожиданно оказался Макар. Нет, он не отговаривал, не запрещал, да и вообще, никак не высказывал своего мнения. Но я чувствовала, он против.
— Тебе не нравится? — однажды отважилась я на вопрос.
— Рыбка, моё мнение здесь, вообще, не играет значения, — качнул он головой.
— Почему же? Мне важно…
— Это всё равно ничего не изменит. Ты хочешь поехать, значит, ты поедешь. Ты же такая.
— Ты не хочешь, чтобы я поехала?
Он замялся, будто бы подбирая правильные слова.
— Скажем так, я не хочу, чтобы ты уезжала… Год это много.
От его слов стало невыносимо грустно, об этом я как-то не подумала.
— Мы что-нибудь придумаем, — пообещала я. Наверное, мне уже тогда казалось, что то, что происходит между нами — это навсегда. И я тешила себя наивными надеждами, что я наберусь сил и уверенности и смогу отстоять своё право быть с Макаром перед родителями.
Но это были слишком тревожные мысли, и пока я предпочла отдать все свои силы на подготовку к конкурсу.
Успешно пройдя первые два этапа, я уже морально настраивалась к тому, что ещё один рывок, и всё… стажировка моя. В этот период мы с Макаром заметно отдалились друг от друга, поскольку свободного времени не оставалось совсем.
А потом случилось то, чего никто не ожидал. Мой отец с инфарктом попал в больницу. Первые несколько суток пронеслись для меня как в тумане. Мы с мамой сидели в больничных коридорах, зарёванные и растерянные. И самым пугающим для меня было то, что я впервые видела хоть какие-то эмоции на всегда безупречном лице своей матери. И какие эмоции это были!
Отчаянье и страх наваливались на меня волнами, но надо было держаться, ради отца, ради матери. Стоит ли говорить, что мне резко стало не до конкурса и не до Евича, как и всего остального? Впрочем, к Макару мне как раз хотелось безумно, просто прижаться к нему и поверить его обещаниям, что всё будет хорошо.
Через неделю отцу стало лучше, его перевели из реанимации. Я металась между домом, больницей, фирмой отца и редкими набегами на учёбу. От моих посещений офиса было мало толку, я всё ещё была зеленой девчонкой, наивной и напуганной, но папа часто повторял, что любое дело нуждается в неусыпном контроле. Вот я и ездила… контролировать. Фирма работала как большой и отлаженный механизм, не особо нуждаясь в моем участии, но папин зам Олег Иванович снисходительно улыбался, позволяя задавать мне вопросы и совать свой нос туда, куда мне казалось важным. Подразумевалось, что однажды во главе фирмы стану я, о чём я никогда особо и не задумывалась, но напуганная папиной болезнью, считала, что должна всенепременно вникнуть во всё происходящее.