— А если я не хочу стабильную?!
Тяжкий вздох:
— А чего ты хочешь?
Я пожала плечами, поражаясь своему сегодняшнему упрямству, обычно я была более сговорчивая.
— Любви?
— Ох, Софья, какая же ты у нас идеалистка! Как же ты не поймёшь, — поучала меня мама, — для любви нужен базис. Уважение…
— Аааа, — потянула я. — Тогда у нас всё нормально. Эдик меня не уважает, значит можно не переживать из-за его неразделённой любви ко мне.
— Он просто обижен из-за твоего решения.
— Возможно, — хмыкнула я, уставшая от очередной драмы под названием “Сонечка разбила сердце бедному Эдику”.
— Возможно?! — взвилась мама. — Ох, когда же ты у меня начнёшь думать головой? И чего тебе только надо? До сих пор удивляюсь, как это судьба нас уберегла от твоего этого…
Я насторожилась. Эта часть нашего разговора была чем-то новым.
— От этого — это от кого?
Мама махнула рукой.
— А то ты сама не понимаешь. Как его звали? Макар кажется… Недоразумение твоё университетское.
— И вовсе не недоразумение, — насупилась я, хотя сама ещё пару часов назад была проклинать Евича ещё и не такими словами.
— Это надо же было тогда такое думать, — скрестив руки на груди, хмыкнула мама. — Оборванца какого-то в дом притащить… Да и он сам хорош…
Было видно, что она давно в себе вынашивала это раздражение, не имея достойного повода высказать мне свои претензии по поводу моего “мезальянса”.
— Что он сам? — зацепилась я за случайно брошенную фразу.
— Ничего.
— Маааааам.
— Что мама? — ещё сильнее нахмурилась она. — Только представь, додумался прийти к нам с отцом просить твоей руки.
Я сделала круглые глаза, чуть ли не поперхнувшись чаем.
— Руки? — плохо слушающимися губами переспросила я. — Когда это было?! Почему ты мне не говорила?
— Давно это было! — с нажимом ответила мама, уже десять раз пожалевшая, что вообще затеяла этот разговор.
Я грозно сдвинула брови, уже не отдавая отчёт в том, насколько завелась внутри себя. Даже корпусом вперёд подалась, словно надеясь, что убедит маму сказать мне правду.
Она молчала, а я всё так же смотрела, через раз забывая делать вдох. И, наконец-то сдалась. И не потому что оценила силу моего желания узнать про Евича, а скорее всего потому что сама устала носить в себе воспоминания о “столь вопиющем факте”.
— Ты тогда в Лондоне была. Должна была вернуться. А тут этот твой заявился. Здравствуйте, люблю вашу дочь, хочу жениться, — достаточно стервозно передразнила его моя мама.
— И что вы? — уже порядком обалдела я, не в состоянии помыслить, что Евич так поступил. Тем более после того нашего нелепого расставания, особенно если учитывать, что никто из нас ни разу не говорил про любовь.