Загаркал, напустил на них:
Свищет падубокъ в руке богатырской,
Ломаются древа копейные,
Щепляются щиты татарские,
Валяются шоломы их
З головами татарскими.
И учали татаровя острог ставить,
Одернулися
[779] телегами ординъскими.
А говорит Сухан Дамантьевичь:
«Которые татаровя на Руси не бывали,
Те про Сухана не ведают,
И оне у товарищев своихъ слыхали в ордах смолода.
А ныне, а ныне со мною
Они без городу
[780] не умеют битися!»
Кольнул Сухан под собою коня
Острогами булатными,
Конь ево скочил через телеги ордынские,
Стал середи острогу татарскова.
И Сухан бьет татар падубком
На все четыре стороны.
Куды Сухан ни оборотится,
Тут татар костры
[781] лежат,
Тех татар всех побилъ.
Да едет Сухан ко быстру Непру Слаутичю на берегъ,
Да вопит громко голосомъ:
«Царь Азбукъ Товруевичь!
Вели меня подождати малехонко,
Яз тебе ис Киева вывезу поминки многия
От царя и великаго князя Владимера,
И всемъ твоим князьямъ, и татаровям,
И мурзам, и улановям без выбору.
По грехом есми запросто выехал:
У падубка коренье обломалося,
Одно лишь осталось обломчишко».
Да молвил слово, поплыл за быстрой Непръ.
Царь Азбук, видя свою неминучюю,
Убить богатыря нечим,
Велелъ зарядить три порока,
[782]А въ пороке по рогатине.
И скоро мечютца к оврагу глубокому,
И заредили борзо три порока,
А в пороке по рогатине.
И Сухан переплыл через быстрой Непръ,
Не переехал скоро с обломчишкомъ на берег.
И татаровя ис порока стрелили да грешили
[783],
Из другова стрелили — грешили,
Из третьева стрелили — убили богатыря
Против серца богатырскова,
Отрезали коренье сердечное.
И богатырь забыл рану смертную,
Загаркал, напустил, да и техъ побилъ всех татар.
И богатырь узънал рану смертную,
Учал борзо спешить ко граду
- — - — - — - — - — - —
Узрел на Сухане рану смертъную,
И послал по лекари многия,
И у Софеи
[784] велел молебны петь за Суханово здоровье.
И учал государь Сухана жаловать
Своимъ жалованным словомъ:
«Сколько тебе, Суханушъко, городов и вотчин надобе,
Темъ тебя пожалую за твою великую служъбу».
И Сухан государю бьет челом:
«Дошло, государь, не до городов, ни до вотчин.
Дай, государь, холопу жалованное слово
И прошенье последней».
Молвил слово, в том часу и умолкнул.
Не злата труба вострубила,
Восплакала мать Суханова:
«Хотя тебя, Суханушко, звали бражником,
И охочь был пропиватися,
А ныне ты над собою, видишь, совершенье учинил.
Не о том я плачю, что вижу тебя смертнаго,
Плачю я о твоем доротъцве
[785] во истинной храбърости,
Что еси дорос человечества,
Умеръ на служъбе государеве».
И отънесла ево в пещеру каменну:
«Тут тебе, Суханушко, смертной животъ во веки».