И вскоре дойде до града Александрии. И пребысть тамо неколико время, скитаяся во граде между началствующими людми и всемъ с радостию служаше. И тако познася от онехъ началствующих самому александрийскому салтану, яко «прекрасный прииде отрокъ и явися в державе твоей, и зело разуменъ, и достоинъ есть быти при твоемъ величествии». Салтанъ же повеле Иствана пред себе привести. Приведену же бывшю[335], абие зря салтанъ на Иствана, вельми удивися красоте лица его и многому разуму. И повеле Иствану во граде Александрии началным человекомъ над купецкими людьми быти, да у приезжих купецких людей заморския товары переписывает и досматривает, да с техъ купеческих многоценныхъ товаров пошлину и оброки царю салтану собирает. И по его, Истванову, собранию у царя салтана казна велми умножися. Истванъ же в толиком собрании салтану зело бысть веренъ и собираше салтану многое богатство, яко инъ никто же тако прежде не собираше. И того ради салтанъ Иствана велми любляше и от своих богатых сокровищь Иствана по премногу обогатил есть. И бысть Истванъ повсюду славенъ и всем началствующим и купецким людем знаемъ. И любимъ бысть, и пребываше в величествии.
Муж ея Викентий от великия своей печали едва в добрый разумъ прииде. И воспомяну о дому своемъ. И тако прииде во град Еневъ и вниде в дом свой. Сретоша же его с великимъ плачемъ и горкимъ рыданиемъ осиротевшия две дщери его с рабы своими. Онъ же узре ихъ, яко едины есть от убогих сирот, в худей и черней одежди облеченный и образомъ побледневшия, власы же имеющие до пояса простертыя и свившияся, яко стрелы. Онъ же объемъ ихъ и напад на выя ихъ, плача и рыдая, и не возможе во слезахъ своих и во хлипании ни единаго слова к ним проглаголати. И самъ себе обличаше, яко в толиком сиротстве презрел ихъ и забвенных учинилъ. И бысть в дому его плачь и стенание, и вопль многъ. Осиротевшия дщери плакахуся любезныя матери своея, рабы же и рабыни премилостивыя госпожи своея Флорентии. И пребысть Викентий в дому своем неколико время, плача и сетуя, и от всехъ спрашивая вины жены своея. Дети же его и рабы и рабыни с плачемъ ротящиися[336], глаголаху, яко: «Ни единъ от насъ сего и до сего дне и слухом ни от кого не слыхали, яже глаголеши, не токмо самемъ таковое дело, нашедше на ны[337], видети. Но токмо вемы, яко внезапу рожшия нас матере лишихомся и таковаго ради скораго разлучения доднесь не видехом ни дне, ни часа радостна. А что над нею содеяся и чесо ради, не вемы, Богъ единъ весть». Викентий паки приложи слезы ко слезамъ. И пребысть неколико время в дому своем со дщерми своими во многом сетовании.