Подхожу ближе, собираюсь обратиться к Павлу с вопросом, не пора ли мне идти за мамой, когда незнакомец с характерным и достаточно сильным английским акцентом произносит:
- Здравствуй, Марсел.
Именно так, с твердой “эль”.
Поворачиваясь к нему, я не могу скрыть удивления, но вижу широкую, по-голливудски белозубую, улыбку и моментально его узнаю, хоть не виделся с ним лет десять.
- Дядя Рассел! Не знал, что вы здесь будете.
Я искренне рад его видеть. Рассел О’Грейди - однокурсник отца и сосед по комнате в кампусе Йельского университета. После его окончания они с отцом поддерживали тесную связь, подружив и жен, и потом детей. Лет с девяти я гостил у них в Штатах каждый год, то зимой, то летом по две-три недели, и парни О’Грейди тоже часто бывали у нас. Старший, Сойер, даже говорил по-русски почти без акцента.
- Я сам еще вчера не знал, - переходит он на английский - в русском за эти годы, видимо, особо не преуспев. - Но дела призвали меня сюда очень кстати, и я не мог не откликнуться на приглашение Софии.
- Про дела не спрашиваю, знаю, что это государственная тайна, - дядя Рассел уже несколько лет руководит одним из подразделений того самого разведывательного управления, но даже какого именно, я никогда не знал, - а что Сойер?
Улыбка с лица старого друга семьи сползает, а мышца на лице заметно дергается.
- Сойер… Тебе лучше спросить у него самого, - усилием он возвращает улыбку на место, но прежней радости не излучает.
- Хорошо, позвоню ему, - я делаю вид, что не замечаю перемен, себе же обещая обязательно связаться с Сойером О’Грейди, и узнать, что за терки у него с папашей.
- Марсель, - зовет меня Павел, воспользовавшись паузой в нашем общении, - София уже ждет тебя.
Я киваю дяде Расселу и с облегчением удаляюсь. Терпеть не могу спотыки в разговорах, не большой я мастер их разруливать.
***
- Готова? - оттопыриваю для мамы локоть.
- Нет, - качает головой.
Она волнуется так, будто отмечает не сорок пятый день рождения, а тринадцатый или, максимум, двадцатый.
- Брось, мам, это всего лишь очередной прием. Ты посетила тысячи таких. Чем этот особенный?
- Может, тем, что я впервые за двадцать лет собираюсь во всеуслышание объявить о своей помолвке?
- Я не большой спец в помолвках, но, уверен, сказать “да” должно быть сложнее, чем потом официально объявить об этом. Эту часть ты уже прошла. Разве нет?
- Ты прав, - улыбается мама и, вложив свою руку в треугольник из моей, решительно выдыхает: - Идем.
Мы доходим до временной лестницы, установленной специально ради сегодняшнего вечера, и начинаем свой спуск. Лестница чертовски узкая и закрученная, даже мне, в туфлях на прямой подошве, спускаться по ней не особо удобно, что уж говорить о маме, вышагивающей на высоченном каблуке.