— То, что ты мне подсказал, — улыбнулся Яромир. На кота он почему-то злиться перестал. — В книге-то других вариантов не было.
13
Пожар затушили давно, но воздух всё гарью попахивал, зыбкий свет золотистый округу заливал, колыхались тени призрачные, и видно было не то чтобы как днём, но вполне себе отчётливо.
Это светильники на поляне расставили. Верно, Гостята распорядился, чтобы царевичу с невестой своей беседовать удобно было.
Укрыли холопы Яромиру плечи кафтаном расшитым — и зачем, спрашивается, красоту прятать? Расстелили под дубом скатерть узорчатую, чарки с напитком медовым поставили, блюда с пирогами, частью мясными, частью ягодными, да с блинами, чёрной и красной икрой начинёнными.
Чаша с икрой заморской, баклажанной, среди переполоха и разгрома всеобщего чудом уцелела — её к дубу поближе передвинули, а к чаше скамеечку примостили, подушкой бархатной укрытую.
Поворчал Акусилай, что ёдово несвежее, но с сука соскочил, вспрыгнул на подставку и морду в икру сунул.
Миля напитка медового хлебнула — сладко, приятно и горячит чуточку. С градусом, видно. Как бы не захмелеть с голодухи.
Проглотила она пирожок, мёдом запила.
И нахмурилась:
— Не понимаю, почему Василиса просто всех не расколдовала?
— Умна больно потому что, — громко чавкая, съязвил кот. — И нечего на меня цыкать! Что, не прав я? Чары-то у Морены не простые, а обменные, и иначе, как через обмен, снять их невозможно. Но мы же добренькие, у нас принципы, понимаешь ли…
— Да причём здесь принципы? — поморщился Яромир.
Миля вдруг обнаружила, что сидят они не по разные стороны дерева, а вполне себе рядышком, чуть плечами не касаются. Как так получилось? Вроде и она с места не двигалась, и царевич не шевелился, только чарку медовую пригубил да обратно поставил. А поди ж ты… чудеса!
— Морены-то в нашем мире нет, — объяснил Яромир. — Матушка и захотела бы против воли с ней обменяться, да не выйдет. А у батюшки дела вовсе плохи…
Бурундучок на ветке печально свистнул.
— Не сумела матушка тело его ото сна пробудить. А с бесчувственным куда ж меняться?
— Вот я и говорю, — вмешался кот, не переставая чавкать. — Не подумала государыня наша премудрая о таком раскладе, не учла, что называется, всех нюансов — отпустила Морену. И хватит очами перуны метать! Это я тебе, величество, говорю и тебе, высочество, говорю. Не боюсь я вас. Царей и царевичей кругом пруд пруди, а кот учёный на свете один. Кто для вас книгу читать будет — Нестор Летописец? Или этот, как его… Пушкин?
— Ну и скотина ты бессовестная, Куська, — только и смогла вымолвить Миля.