— Заткнись, — рявкаю я, прежде чем сделать то, что мне говорят, и с ревом несусь по дороге. Это он окажется по уши в дерьме, если я в кого-то врежусь.
— Так-то лучше. — Он смотрит на меня и улыбается. — С этим легче справиться, если отпустить напряжение.
Я могла бы сказать то же самое и о нем. Впрочем, он прав, но я ему этого не говорю. Вместо этого сосредотачиваюсь на дороге и на том, чтобы доставить его в больницу целым и невредимым.
После трех часов в отделении травматологии и рентген-кабинете врач подтверждает, что рука Джесси не сломана, но обнаружены незначительные повреждения мышц.
— Вы что, нагружали ее? — спрашивает медсестра. — Если с момента получения травмы прошло несколько дней, опухоль бы уже спала.
Джесси виновато смотрит на меня, пока медсестра перевязывает руку.
— Да, — тихо отвечает он.
Нет, он сжимал в ней бутылки с водкой.
— А не следовало бы, — упрекает она, — и надо держать ее повыше.
Я поднимаю брови, а он закатывает глаза, когда медсестра засовывает его руку в поддерживающую повязку и провожает нас до двери. Когда мы подходим к входу, он снимает перевязь и бросает ее в мусорное ведро.
— Что ты делаешь? — охаю я, глядя, как он выходит из дверей больницы.
— Я не буду носить эту штуку.
— Нет, черт возьми, будешь! — кричу я, выуживая повязку из мусорки.
Я в шоке. Этот мужчина не заботится о своем здоровье. Он атаковал свой организм галлонами водки, а теперь отказывается от помощи, чтобы рука зажила должным образом? Я иду за ним, но он не останавливается, пока не добирается до машины. Ключи у меня, но я не снимаю блокировку дверей. Мы смотрим друг на друга поверх крыши автомобиля.
— Ты откроешь машину? — спрашивает он.
— Нет, пока ты не наденешь это обратно. — Я поднимаю перевязь вверх.
— Ава, я же сказал. Я не буду ее носить.
Закатываю глаза, а затем, прищурившись, снова смотрю на него.
— Почему? — Упрямый Джесси вернулся, но эта черта его характера мне не очень по душе.
— Она мне не нужна.
— Нет, нужна.
— Нет, не нужна, — передразнивает он.
Бог ты мой!
— Надень эту хренову перевязь, Джесси! — кричу я через машину.
— Следи за гребаным языком!
— Твою мать! — раздраженно шиплю я в ответ.
Он очень сильно хмурится. Как мы должны выглядеть, обмениваясь ругательствами через крышу «Астон Мартин», посреди больничной парковки? Плевать. Иногда он ведет себя как пещерный человек.
— ЯЗЫК! — рычит он, а затем вздрагивает от уровня громкости своего крика, его больная рука взлетает, хватаясь за голову. — МАТЬ ВАШУ!
Я хохочу, глядя, как он вертится волчком, тряся рукой и ругаясь на чем свет стоит. Это научит упрямого дурака.