На хорошеньком личике Моники появляется удивление. — Должно быть, ты действительно нравишься Ди. Последняя женщина, которая перешла ей дорогу, была уволена. Она ушла вся в слезах.
Мои брови поднимаются вверх, беспокойство покалывает меня. Мне повезло, что я нравлюсь Ди, хотя я и не знаю почему.
— Ну, давай, капуша. Лучше займемся твоей секцией. — Моника благодарит клиента, кладя его чаевые в банку для чаевых за стойкой бара. Она уже наполовину заполнена купюрами. Она ставит передо мной на поднос разнообразные напитки. — Ты заменяешь Вики в левой секции.
По крайней мере, я не в той секции, что ближе к сцене. В этой секции всегда сидят самые жуткие парни.
Я принялась за работу, пробираясь между столиками, расставляя напитки и избегая блуждающих рук.
Очевидно, существует правило, что ни один из клиентов не имеет права прикасаться к стриптизершам, но это, похоже, не относится к официанткам. Пялящиеся взгляды мужчин заставляют меня чувствовать себя так, словно меня окружают голодные хищники. Я работаю в девятичасовую смену. Мне нужен душ.
Работая уже неделю, я до сих пор удивляюсь, насколько огромно это место. Повсюду есть двери в приватные комнаты, и коридоры, которые ведут к ним, плюс целый второй этаж с другой сценой. Это лабиринт, в котором вы можете легко заблудиться, если не будете осторожны.
Время от времени мне все еще кажется, что за мной наблюдают, но когда я оглядываюсь, то не замечаю никого, кто наблюдал бы за мной больше обычного.
Следующие несколько часов медленно ползут, и мои ноги убивают меня в этих каблуках. Как я не сломала лодыжку, понятия не имею, но я начинаю понимать, что имела ввиду Моника, когда однажды сказала мне, что, по ее мнению, высокие каблуки были изобретены человеком с больным чувством юмора.
Наконец наступает мой перерыв, и я подаю последнюю порцию виски мужчине в костюме, не отрывая глаз от стола. Он благодарит меня.
— Не за что, сэр, — бормочу я, не поднимая головы. — Наслаждайтесь шоу.
Я возвращаюсь в бар с пятидесятидолларовыми чаевыми и едва сдерживаюсь, чтобы не присвистнуть от удивления.
Это больше, чем кто-либо когда-либо давал мне за один раз. В Колонии нам не платят. Все идет в церковь, и руководители решают, куда их потратить, снабжая всех тем, что им нужно.
Я положила чаевые в банку. В клубе все устроено так, что в конце вечера чаевые, которые каждый получает, делятся между всеми.
— Этот человек только что дал полтинник, — шепчу я Монике.
Она качает головой на меня с улыбкой.
— Что? О нет, что же мне теперь делать? Неужели я неправильно его поняла?