Но он никогда не подходил с моей стороны, не хватал мою руку и не тянул меня в дом.
Вверх по трем деревянным ступенькам к крыльцу, мимо качели на крыльце, прямо к входной двери и внутрь. Затем он остановился, закрыл дверь и незамедлительно скинул свою кожаную куртку, и бросил ее в коридоре на ближайший к двери предмет мебели. Это была одна из тех вещей, похожих на странный стул с подлокотниками и очень высокой спинкой, в которую было встроено зеркало, сиденье открывалось так, что там можно было хранить какие-то вещи, а вокруг зеркала были крючки.
Пока он снимал куртку, я перекинула ремешок своей сумки через голову.
Как только я сняла сумку, Грей схватил ее и бросил на свою куртку.
Я моргнула и застыла на месте.
А Грей — нет.
Он скинул свой пиджак (к слову сказать, Грей надевал в церковь костюм, и выглядел в нем потрясающе, темно-синий с темно-синей или серой рубашкой под ним и необыкновенным галстуком. Он нравился мне в джинсах, но, должна сказать, что в костюме он выглядел великолепно). Грей швырнул пиджак на свою куртку, и я посмотрела на него.
— Что..? — начала я, но он схватил меня за руку и потащил вверх по лестнице.
Тогда я поняла, в чем дело, и в животе у меня запорхали бабочки.
Бабушки Мириам не было дома.
Весь дом был в нашем распоряжении.
До десяти вечера.
И вчера все барьеры пали.
Вот и последствия.
Боже мой.
Биение моего сердца ускорилось, и к тому моменту, как мы добрались до последней ступеньки, я чувствовала каждый его удар.
Поднявшись наверх, вместо того, чтобы пойти налево, в мою комнату, он повел нас направо.
В его спальню.
Я никогда не видела его комнаты, хотя она располагалась напротив ванной. Дверь всегда была закрыта.
По какой-то странной причине, мне не терпелось ее увидеть.
За рекордное время Грей провел меня по коридору, протянул руку, повернул дверную ручку и втащил меня в свою комнату.
Я понимала его спешку, знала его намерение, но все равно, впервые войдя в его спальню, я оцепенела и просто смотрела в изумлении.
Потому что, мы словно вошли в другой мир.
Ни кружевных салфеточек. Ни цветов. Ни ковров в пастельных тонах. Ни симпатичных лоскутных одеял.
Стены были такого же цвета, как и его рубашка — темно-синие с серым. Мебель — массивной, мужской, из темного дерева, аскетической и со строгой, подобающей мужчине отделкой на ящиках и шкафах.
В их доме было чисто и опрятно, хотя и полно всяких вещей.
Его комната не была чистой и опрятной или заполненной всяким барахлом. Никаких наград, которые он завоевал, занимаясь спортом в юности, никаких почетных лент. Над кроватью висела огромная черно-белая фотография гор Колорадо, которую, как я знала, сделал Коттон, знаменитый фотограф, живший в этих горах. На полу валялись джинсы, ботинки, футболки с длинными рукавами и фланелевые рубашки. На тумбочках — книги, так много книг, что часть их упала на пол. На одном из комодов стояла небольшая чаша с мелочью. На прикроватных тумбочках — по-мужски солидные, одинаковые светильники, и еще один — на невысоком комоде с зеркалом.