На пятые сутки прикормки понравившейся мне кобылки я надел на неё седло. Тут ещё надо понимать, что мы же не знали, какое седло для какой лошади. Приходилось мерять, а лошадям это очень не нравилось. Седло должно, во-первых — повторять изгибы тела, и во-вторых на два пальца «висеть» над ним. Возможно, и подбор седел повлиял на привыкание лошадей к своим будущим наездникам.
Каждые сутки я выводил свою Кэрол, или Каролину, на улицу на длинном поводе для выездки и гонял её по манежу — специально огороженному жердями участку. Я научился лихо хлопать кнутом, не касаясь тела лошади, подгоняя, или останавливая её. Всего мы «приобрели» у французов двести сорок восемь лошадей, двенадцать меринов и троих не оскоплённых жеребцов.
Я не питал иллюзий. Мы не могли выстоять против пришельцев из Старого Света. Даже если мы перекопаем все курганы, и везде окажутся склады с боеприпасами. Хотя нет, уже не везде. Под нашим первым стойбищем мы нашли лишь развалины отдельных жилищ и захоронения.
Шансов выжить у индейцев не было. А что делать, я не знал. Уходить в горы? Но там обитали племена других родов и, как обычно, горцы не отличались гуманизмом.
В любом случае, куда-то перебираться зимой, — плохая идея. Хотя, при наличии тягловой силы в виде лошадей, попробовать можно, но не все индейцы смогли быстро адаптироваться с ними.
Подождём до весны, решил я. И выставил дополнительные посты вдоль реки и ручья.
* * *
Малыш Аскук (Змея) сидел в норе, высунувшись почти по пояс, и наблюдал за рекой. Его меховая одежда хорошо сохраняла тепло. Он ещё раз осмотрел снег и убедился, что человеческих следов вокруг норы нет. Его снегоступы с подошвами росомахи оставляли четкие звериные следы. Он хорошо наследил, перемещаясь на четвереньках.
Аскук горделиво посмотрел на изготовленные им самолично варежки с нашитыми звериными когтями и кожаными подушками, срезанными со ступней зверюги. Снегоступы (сапоги) сшил ему отец, а варежки Аскук сшил сам.
Незнакомцы появились из-за поворота реки и Аскук сразу же натянув тетиву выстрелил свистулькой в сторону городища. Звук стрелы не могли услышать в городе, так как до него было не менее километра, но стрелу услышал другой «суслик», за ним третий пост, четвёртый, пятый.
Сделав то дело, ради которого он просидел в норе больше двух месяцев, дежуря сутки через трое, Аскук нырнул в нору глубже и спрятался в боковом ответвлении, закрыв его глиняной пробкой. Ему было просторно, уютно и тепло.
* * *
— Господин де Бьенвиль, позвольте доложить?
— Докладывайте, — устало, но с интересом бросил Бьенвиль.