Мой французский, как и английский, когда-то был очень неплох и лошадка это почувствовала. Она перестала всхрапывать и отпрыгивать в сторону передними спутанными ногами и, учуяв лакомство, потянулась мордой к моей руке.
Я накинул на шею лошадки незатягивающуюся петлю и повёл лошадку в нижний вигвам. Мы так называли каменные строения, потому, что вигвамами индейцы называли все стационарные жилища. Подозвав шамана, я передал ему импровизированный повод, а сам взялся за другой.
В нашем каменном жилище когда-то давно имелись конюшни. К такому выводу я пришёл, увидев деревянные кормушки, установленные вдоль стен. А ещё в стенах были вмурованы бронзовые кольца. Очень крупные кольца. — Что ж за «лошадки» к ним привязывались? — иногда думал я. — Да и лошадки ли?
С нашим «конным парком» и телами убитых мы провозились до самого восхода. Ещё до атаки шаман объяснил воинам, что эти враги — люди с грязными душами и прикасаться к ним руками, или любыми другими открытыми участками тела, опасно, так как душа может вселиться в воина и сожрать его душу. Было сказано, что прикасаться к поверженным врагам можно через кожаные платки, которые нужно сразу бросить на землю.
Шаман отвёл кобылку в своё каменное жилище и обработал её рану. Он постоянно повторял волшебное слово, переданное ему мной и успокаивающее животное: «Квает» (quiet — спокойно). После этого он прошёлся по полю битвы и копьём пособирал платки, накалывая их, как накалывает на гвоздь сухие листья французский дворник.
Я смотрел на него, и у меня в голове звучало попурри из французского шансона. Настроение было отличным. Мы уничтожили первый отряд оккупантов. Уничтожили подло, согласен, но и они играли с нами «краплёными картами».
К рассвету в ближайшем овражке был хорошо разожжён угольные костры. Тела и все вещи французов, кроме оружия, сожгли.
Я совершенно не «тосковал» о тканевой одежде. А заражать индейцев оспой очень не хотелось. Теперь мне ещё нужно было что-то придумать, как продезинфицировать сёдла. Они пока лежали на морозе, но я точно знал, что вирусы морозом не убиваются.
Через сутки размышлений я придумал уложить сёдла в печь для обжига кирпича и хорошенько прогреть их, что и проделал не привлекая посторонних. Оружие и пороховницы тоже прокалили. Последние были в основном изготовлены из коровьих рогов и спокойно перенесли значительный нагрев. Порох из них я предварительно высыпал в глиняные кувшины и просушил.
Индейцы лошадей не боялись. Или они видели моё отношение к лошадям, или просто это выдумка американских баснописцев, что индейцы пугались лошадей, но это так. Мы скормили лошадкам значительное количество тыкв, пока приручили, благо, запасы этого прекрасного овоща нами были запасены огромные. Тыква, культивируемая индейцами очень долго, урождалась огромная и сладкая.