— Чего встали, как вкопанная, царица? Садитесь, расслабьтесь. Чем туже спину тянете, тем дышать больнее.
Удивленная ее словами, я поняла, что действительно напряжена до предела, а жилы под кожей едва не хрустят.
Поставив табуретку перед единственным источником света в спальне, она опустила корзину на пол и рукой пригласила меня сесть.
— Не трусьте, царица. Мерина знает свое дело.
— Только я не знаю дело Мерины.
— Хе-хе-хе, — закряхтела она, ныряя пальцами в свою поклажу и вынимая из нее широкую щетку для волос. — Так красоту навести перед приходом мужа. Первая ночь — самая важная в жизни каждой девушки.
Губы задрожали сами собой, и слезинка предательски скользнула по щеке, сверкая хрусталем в полумраке. Торопливо смахнув ее пальцами, рухнула на стул лицом к свету, и выпрямила спину.
Несмотря на возраст, старушка аккуратно и умело заскользила пальцами по моим волосам, вынимая из них все шпильки и распуская темную гриву по плечам.
— Черная. Как раз под стать нашему господину.
— Ему под стать… — проглотила рвущееся на волю зло, и замолкла.
— Плетей? Острым мечом по горлу? Может, отравы в вино?
Не ответила. Не посмела, понимая, что в этом замке нельзя разбрасываться словами. Любое из них может стать последним, а для меня — еще и обещанием мучительно долгой кончины.
— Не злая вы, царевна. Слишком хрупкая, ранимая, не под стать ему. Нет, не под стать. Вы ему быстро наскучите.
— Как будет угодно его милости.
— Ну конечно. Как ему будет угодно.
Расчесав волосы и уложив их ровным полотном, она чем-то ароматным опрыскала руки и погладила ими пряди.
— Снимайте платье, царица.
— Что?
— Снимайте платье. Вам велено выдать другую одежду.
Комочек рубиновой ткани опустился на серебристое покрывало, и я вновь испуганно задержала дыхание.
Издевка. Брошенная прямо в лицо.
Ничего более откровенного я в своей жизни не видела, и сомнений в том, что этот наряд был куплен именно в мастерской мадам Фрорель, не оставалось.
Он хотел меня унизить, опустить в собственных глазах, вырядив как дешевую шлюху, и насмехаться над моей невинностью. Низко и отвратительно, как и он сам.
Вся его суть в том, чтобы уничтожать человека, но только для меня он выбрал изощренный и долгий путь.
— Выпейте.
— Что? — оторвав взгляд от откровенных тряпок, уставилась на старушку, держащую в руках небольшой стеклянный пузырек.
— Выпейте.
— Что это?
— Мерина старая, но не слепая. Ты не переживешь сегодняшнюю ночь в трезвом уме, а к утру превратишься в ничтожество. Пей, это легкий дурман. Будет не так больно, и лишнее из памяти сотрется быстрее.