Сквозь шорох моих мыслей до меня доносится начальная стоимость очередного лота, принадлежащего семье Шабазовых. Из зала начинают сыпаться суммы в разы выше. Но у меня есть больше. Они выставили на аукцион акции леса, думаю мне они пригодятся.
— Пять миллионов раз, пять миллионов два, пять…
— Десять миллионов, — бросаю спокойным голосом, который звучит подобно грохоту среди ясного неба. Неба, которое только что сокрушилось в голубых глазах.
Коротко. Но этого хватило, чтобы внимание всего зала переключилось на меня. Но мне насрать на всех, кроме нее. Узнала. Заметила. Будто призрака увидела. Ее губы неестественно приоткрываются, но из них не вылетает ни слова.
— Продано!
Громоподобный удар молота приводит ее в чувства и, извинившись, Тата поспешно ускользает со сцены. Она убежала. Блядь, зря. Зря. Потому что я воспринимаю это как приглашение. Со скрипом отодвинув стул, я устремляюсь следом.
Тата
В висках пульсирует: «Беги, дура! Беги!», пока я на дрожащих ногах несусь в уборную, на ходу печатая сообщение Шабазову. А стоит мне оказаться наедине с собой, как я с шумным вздохом обреченно опираюсь о столешницу. Не успеет он приехать. Не спасет. Дыхание сбито, мысли в разнобой таранят голову, которую мне приходится склонить, потому что я не уверена, что готова сейчас посмотреть на себя. Какая же я слабачка! Столько времени прошло, а увидела и все, снова тряпка. Я ведь знала, что живой. Нутром чуяла черта этого. И вот он явился по мою душу. Господи, этот ад когда-нибудь закончится?
Воспоминание
Остаться бездетной я была не готова. А за три недели в больнице особенно остро поняла, насколько хочу этого малыша. Его малыша. В смерть Хаджиева я верила с трудом, но все же со временем начинала убеждаться в том, что это правда. И я ненавижу себя за то, что сердце от этой мысли готово остановиться даже сейчас, и бьется лишь потому, что какая-то часть внутри меня отчаянно и глупо чувствует его. Чувствует, что Марат жив. Спрятался со своей невестой на каких-нибудь островах, а обо мне даже не вспоминает. Да и к лучшему это. Все равно будущего у нас быть не могло. Сами все изуродовали. И от этого сердце еще сильнее сжимается в груди.
— Я слушаю, Таня, — напоминает Айюб о своем присутствии деловым тоном, и я возвращаюсь к действительности.
— У меня к тебе предложение, — стараюсь говорить уверенно и по какой-то причине у меня это получается.
Шабазов кивает, с интересом откидываясь на спинку стула, и я продолжаю: