В это Коул профессионал. Он знает всё обо всём. Он даже выдаёт цифры и статистику. Друзья папочки любят его, потому что он согласен с ними. Не так, как преемник, а, скорее, как человек, который сделал свою домашнюю работу, отказался от всего остального и остановился на них. Он делает вид, что они ему нравятся не потому, что он должен, а потому, что он этого хочет.
Лжец.
Он самый большой лжец на свете. Из его уст больше не выходит ничего, во что я верю, как в истину.
Коул так хорошо овладел искусством лжи, что ему даже удаётся убедить тебя в том, что правда тоже может быть ложью.
Он слишком увлекается играми разума и наблюдает, как люди спотыкаются о самих себя. Наблюдать за тем, как кто-то волнуется, потому что он не видел вопроса или ситуации, которая им предстояла, — его любимое развлечение.
Летом ему исполнилось восемнадцать, но по ощущениям ему почти двадцать пять. Конечно, все мы научились взрослеть с юных лет; мы не могли неправильно улыбаться перед людьми, неправильно говорить или даже неправильно дышать, но он выводит это на совершенно другой уровень.
Коул идеален снаружи, но прогнил внутри.
С тех пор как я увидела ту фотографию связанной девушки, я поняла, как глубоко он на самом деле бежит, как далеко и как быстро он может идти. Что он может быть намного хуже, чем я знаю.
И я ненавижу, что моей первой реакцией на этот образ была интрига.
Какого черта меня должна заинтриговать эта порочность? Коул и его больные привычки могут катиться к чёрту. Я дочь Себастьяна Куинс и Синтии Дэвис. Я самый правильный подросток, которого ты когда-либо найдёшь, и моё мнение о Коуле определённо отрицательное.
Теперь, если я перестану пялиться на него, это будет хорошо.
Он ловит мой взгляд через стол и улыбается, как чёртов джентльмен.
— Сильвер также верит в отношения с азиатскими странами, не так ли?
— Да, но я также не одобряю политику правительства по отношению к режимам диктаторов только потому, что мы можем продавать им оружие и заполнять наш сейф.
Коул поднимает бровь.
— Ты предлагаешь нам использовать наш арсенал и поразить их, ну, знаешь, чтобы стать супергероями?
— Нет. Я просто говорю, что мы должны оказывать на них давление, а не позволять им поступать со своим народом так, как им заблагорассудится.
— Это их люди. Почему нас это должно волновать?
Боже. Он приводит меня в бешенство.
Если бы это был кто-то другой, я бы сохранила хладнокровие и продолжила дискуссию, но то, как он подначивает меня этим обманчиво спокойным тоном, действует мне на нервы. Или, скорее, он действует мне на нервы.