услышать некоторые из моих секретов, я остановилась. Их
было много, и хотя он знал о моей тайной жизни как ученого,
это была одна из моих тайн укротителя. Другие..
Я пробежала глазами по его татуировкам, рассматривая
фотографии оружия и истории насилия, которые, без
сомнения, были связаны с ними.
Шрамы также покрывали кожу, раны от многих сражений, в
которых он участвовал.
Я исповедовалась не пастору, а русскому господину.
Я снова посмотрела ему в глаза. Его взгляд не отрывался от
меня, все такой же напряженный и откровенный.
— Моя мать выращивала наперстянку, — начала я. Не очень
много, просто маленький горшочек рядом с помидорами. Ее
логика заключалась в том, что если какое-то существо придет
украсть ее прекрасные овощи, то оно может также взять
немного наперстянки и умереть за свои преступления.
Константин кивнул мне, чтобы я продолжала. — Я почти
видела растение в своем воображении, нарисованный
пальцами горшок, в котором оно было, изогнутую форму
стебля, яркий цвет лепестков.
— Мой отец...
Я посмотрела на свои руки. Я не могла произнести ни одного внятного слова, так как мои чернила выцвели, как я обычно делала с Константином. — Он был подлым человеком. Жестоким человеком. Он приходил домой и избивал мою мать до полусмерти. Я до сих пор помню, как мыла полы перед тем, как пришли соседи, чтобы смыть кровь. Я не подняла глаз, чтобы увидеть выражение его лица, но почувствовала гнев Константина.
Он сказал мрачно, но мягко:
— Я...верю.
— Он никогда не поднимал на меня руку.
Моя мать терпела оскорбления. Пока...пока однажды он
не ударил меня. Я не помню, как все кончилось. Я просто
помню, как его кулак врезался в мою щеку.
Я сделала глубокий вдох. Теплые руки обхватили мои
плечи, и Константин притянул меня к своей груди. Он
позволил мне взять под контроль то, как я сидела в его
объятиях, предлагая мне свободу действий, но его утешение
было необходимо. Я положила голову ему на шею, вдыхая его
запах и продолжая свой рассказ.
— Он не должен был меня бить, — пробормотала я.
— Нет, не надо было, — проворчал Константин.
— Очевидно, не потому, что это неправильно, — сказала я. А
потому, что я унаследовал его злобу. Ему следовало держать
руки при себе... Знаешь ли ты, что если кого-то отравляем медленно в течение длительного периода времени, это не отражается в токсикологическом отчете?
Константин прижался губами к моей голове, глубоко дыша.
— Неужели ?
— Да, — я провела пальцем по одной из его татуировок: паук
в центре паутины. Это для его племянницы, скорее всего —
подумала я. — Я отравила его медленно. Я обычно давила листья наперстянки с чайными листьями и подавала их отцу.