Темный. Тихий. Идеальный.
На третьем этаже, привязанный к стулу, сидел Эдвард Эйнсворт. Его поставили рядом с арками без окон, которые смотрели вниз, на землю, — молчаливая угроза, которую он мог обрушить одним движением руки навстречу своей смерти.
Порезы и синяки покрывали его некогда чистую кожу, доказывая, что все мои люди пытались нарушить его молчание.
Мои люди отступили в тень, когда я вошел в комнату, их глаза стали ярче, когда обещание насилия стало реальностью. Уважаемо все кивали в мою сторону, но никто не осмеливался заговорить.
— Мистер Эйнсворт, — тихо сказала я. Он резко повернул ко мне голову, изучая мое тело в темноте.
Кровь стекала по его губам, несомненно, дело рук Дмитрия. Вырывание и отрезание языков было его излюбленной техникой пыток.
— Т-ты ублюдок , — пробормотал он. Я шагнул в полумрак, держа руки в карманах.
Не было никакой необходимости угрожать. Мне не нужно было входить в комнату с оружием наперевес и ножом в зубах. Иногда отсутствие оружия пугало больше, чем его присутствие.
— Могу я называть вас Эдвардом? — спросил я. Эйнсворт тяжело дышал, изо рта у него капала кровь.
— Я не ... , — выдохнул он. Собираюсь тебе сказать. Дерьмо. Я медленно улыбнулся.
— Да? Так ли это?
Я приблизился к Эйнсворту. Страх мелькнул в его глазах, когда я подошёл ближе. Расскажи мне о своем Титусе. Преданность вспыхнула в глазах Эйнсворта.
— Титус убьет вас всех.
— Как он собирается это сделать? Эйнсворт улыбнулся, словно знал что-то, чего не знал я.
— Мужчина, который не может защитить свою женщину, вовсе не мужчина. Мои брови поползли вверх.
— Только не говори мне, что Титус — защитник прав женщин. Если так, то он, похоже, идет по неверному пути, — заметил я.
— Ты даже не знаешь... — глаза Эйнсворта блестели, а ухмылка была высокомерной. Считай свои гребаные дни, Тарханов...Тит идет за тобой.
— Я почти боюсь? — саркастически ответил я. Тогда почему он не показывается?
Эйнсворт снова закашлялся кровью, липкая субстанция запятнала бетон. Он промахнулся мимо моих мокасин на дюйм. Удачливый. Я повторил свой вопрос. Эйнсворт вытер окровавленный рот плечом и судорожно вздохнул.
— Скоро...уже... Он втянул в себя воздух. Я приподнял бровь.
— Тогда твой Титус, должно быть, не слишком запомнился. Я никогда не забываю лица. Эйнсворт снова тяжело вздохнул.
— Что ему нужно от этих женщин? — спросил я. А их зубы.
Он пожал плечами.
— Ничего...мне...не говорит.
— Но вы же должны что-то знать, — сказал я. Тебя послали убить двух женщин...с твоим безглазым Виком. Он ничего не сказал.
Одним движением руки я сломал ему нос. Кость легко сломалась под моей хваткой, как кость канарейки.