С этими словами Тикай занес Драму над головой и обрушил на пол, не успела она и пискнуть. Среди осколков, разлетевшихся по коридору, оказался футляр. Он бряцнул о стену меж прутьев и закружился на утоптанном ковре. Тикай подобрал его – обычный древесного цвета футляр без опознавательных знаков – сдул с него керамическую пыль и открыл. Внутри оказались солнцезащитные очки с оправой для стекол в виде сердец и записка: «Желаю тебе сердце в грудь, а пока вручаю два фиктивных на нос. С любовью». Очки Тикай нацепил на лоб, а футляр с запиской положил на подоконник. Солнце недолго озаряло собой Бамбуковый уезд и уже скрывалось за поминальным шатром. Тикаю хотелось запомнить вид из этого окна, вечно запертого в его приютские годы, таким – ослепительно обнадеживающим.
Еле дотянувшись, Тикай зацепил пальцем щеколду единственной створки, потянул ее на себя и раз и навсегда захлопнул зловещее окно, но непостижимым образом прищемил рамой уцелевший левый глаз, на что Бамбуковый дом, давно уже бывший на грани нервного срыва и совсем раскисший от вершеного в своем нутру членовредительства, ойкнул с Тикаем хором да и рухнул.
У развалин стоял лишенный дара речи Мишель Дюшен. Он отъезжал за свежей прессой.
Сборник наиболее ярких публицистических работ Мишеля Дюшена из журнала «Утопия», написанных до резонансного репортажа «Непокой» и утраты идентичности.
Алко-триптих
Как редакция «Утопии» искала бога на дне стакана
Это все о человеческом коварстве. А началось с того, что психиатр строго-настрого запретил мне употреблять алкоголь, пока не пропью курс. Зачем запрещал – неясно, ведь я же сумасшедший, а значит – обязательно сделаю все наоборот. Затем, помню, с каждой заглоченной пилюлей – наживкой яви – человеческое во мне сходило на нет, а тут еще кризис веры настиг. Чрезвычайный эпизод случился в жизни, и не перескажешь. Я пожаловался Антону, известному вам как Двешестерки Пять Плюсодин, а он выслал мне денег на скоростной поезд до Москвы. Приезжай, пишет, я знаю, где твой бог – осел в одном из столичных баров и ждет тебя, неприкаянного.
* * *
Жилистый, истатуированный, хмурый, с бородой а-ля Троцкий и изрядными бровями, Антон – женатик и неисправимый домосед. Почему он избрал для меня такой разгульно-тернистый путь к вере – тайна-минутка. Телеграфировал, мол, чтобы «сплотить коллектив», но загулы эти, как следует из вышеозначенного, совершенно не в его характере. Тогда я решил, что он латентный алкоголик или вполне открытый мазохист, и в общем-то чихать – он платит, а я паразит по натуре.