Роман Нелюбовича (Велесов) - страница 11

Но всё же самым интересным были люди. Заходя в автобус — здороваются, выходя — говорят водителю «спасибо». А диалект с протяжным мягким «а» вообще нечто особенное, не свойственное усреднённым жителям больших городов. И слова, которых я раньше не слышал: быде, либезионно, уповод, шоболок. В довесок к ним шли речевые обороты вполне подходящие для создания новых незнакомых ранее образов — разобраться в них, понять внутренний настрой и, глядишь, удастся написать нечто особенное, свежее…

Завибрировал сотовый. Я посмотрел на дисплей: мама.

— Да, мам?

— Здравствуй, сынуль. Как ты?

— Здравствуй, мам, нормально. Вот, в город выбрался.

— Не голодный?

— Нет, конечно.

— Смотри, может приехать?

— Зачем? Всё нормально.

— Ну ладно. Если что — сразу звони!

— Конечно, мам. Пока.

Главным местом города, куда, как в Рим, вели все дороги, была площадь Центральная. Всё банально до головокружения: памятник Ленина с протянутой рукой; клумбы, по случаю весны ещё пустые; облагороженные плиткой тротуары. За спиной Владимира Ильича здание с колоннами и широким полукруглым балконом в стиле раннего конструктивизма. На крыше флаг. Далее по кругу — двухэтажные штукатуреные дома, чистенькие и ухоженные с фасада. У входных дверей вывески с названиями департаментов и прочих городских служб — вывески массивные, разноцветные, способные вызывать и зависть, и уважение одновременно, но лишь одна из них привлекла моё внимание.

«Пужанский вестник».

Лицо каждого города — его газета. Я купил в редакционном киоске свежий номер и присел тут же неподалёку за столик уличного кафе. Официантка в зелёной косынке подала меню, но я отмахнулся и попросил принести кофе. Газета состояла из двух разворотов. На первой странице красовалось название, предваряемое оттиском ордена Трудового Красного Знамени — наследие великого прошлого — ниже фотография лысоватого мужчины в окружении женщин в синих халатах. Название статьи не оставляло сомнений в запечатлённых событиях: «Начальник департамента сельского хозяйства в гостях у доярок колхоза „Звезда“». Очень длинно. И нудно. И статья наверняка такая же. Лет двадцать назад она ещё могла вызвать интерес, но нынче…

— Ваш кофе, пожалуйста.

Я взял чашку, сделал глоток. Поморщился. Статья вызывала уныние, кофе — изжогу. Обычный, растворимый, дешёвый. Я перевернул страницу.

На третьей полосе было напечатано несколько стихотворений и небольшой рассказ. Я прочитал всё. Положил газету, допил кофе и снова перечитал. В стихах я не очень хорошо разбираюсь, но даже я понял, что стихи слабые. Ни ритма, ни рифмы, ни смысла. А рассказ и вовсе расстроил. И не рассказ даже — зарисовка, что-то вроде домашнего сочинения о том, как автор провёл лето — нет, как лето провело автора, и надо заметить, изрядно провело. Вот только вся беда в том, что лето ещё не началось.