До первого занятия остается больше часа, чтобы провести время с пользой, мы идём к озеру в парке, чтобы покормить птиц. По дороге покупаем хлеб. Рядом с сыном я впервые за день расслабляюсь и не думаю ни о чем. Ситуация в университете напряжённая и нервная. Я хожу на любимую работу как на каторгу, это впервые так. За моей спиной шепчутся и хихикают, порой невыносимо становится. Хочется закрыть уши ладонями и сбежать из этого города на край света.
— Мам, смотри кто идёт! — улыбаясь, произносит Женя.
Я оборачиваюсь и ощущаю, как загораются щеки. Леша. Он целенаправленно двигается в нашу сторону. Выглядит серьезным и строгим, одет в чёрный деловой костюм. В последнюю нашу встречу он вел себя непривычно. Тепло смотрел и нежно касался, будто не было этих лет разлуки. На секунду промелькнула шальная мысль, что у него все ещё остались ко мне чувства. Правда, чуточку позже я отмела их в сторону. Это исключено, слишком много воды утекло.
— Привет, мэр! — здоровается с ним сын.
— Малыш, у мэра есть имя, — осторожно поправляю, присев на корточки. — Алексей Дмитриевич.
Женя хмурится и пытается выговорить. Получается не очень хорошо, поэтому он расстраивается.
— Здорово, разбойник, — протягивает ему руку Климов. — Ты можешь называть меня мэром, мне нравится, либо просто Алексей.
— Алексей, — повторяет с улыбкой сын.
Он радуется, что имя простое, без трудновыговариваемой для него буквы «р».
— Чем занимаетесь? — заинтересованно спрашивает Климов.
Не меня, конечно же. Я для него будто фоном здесь.
— Кормим птиц! — отвечает Женя. — Хочешь с нами?
— С удовольствием, но у меня ничего с собой нет.
— Так мама с тобой поделится! Она у меня не жадная, очень-очень добрая.
Леша переводит взгляд на меня, хмурится. Я отламываю приличный кусок хлеба и вручаю Климову. Наши пальцы соприкасаются и меня будто током бьет. Дурацкая встреча и совершенно некомфортная ситуация для нас обоих! Что он вообще здесь делает? Зачем подошёл? Зачем согласился… кормить птиц?
Удивительно, но Климов увлекается. Настолько, что мне приходится отойти немного в сторону. И правда, будто лишняя. Жека жалеет утку, которая менее проворнее своих собратьев и просит Лешу бросить кусочек хлеба так, чтобы ей тоже досталось. Я смотрю на них со стороны и ощущаю как болезненно колет в левой половине груди. Отчаянно тру ладонью и поднимаю глаза к небу, чтобы не проронить ни слезинки.
— Жень! Женя… — ласково зову сына чуточку позже.
Он подбегает и радостно улыбается. Все это время ему так не хватало мужского внимания. Невозможно было смотреть, как он недоуменно разглядывал других отцов и их сыновей. Ком в горле стоял! Было что-то особенное в том, когда папы играли с детьми на детских площадках и позволяли им чуточку больше, чем наседки-мамы.